— Я думал, вы все погибли, — сказал он. — Как вы там? Я несильно ушиблась, хотя лицо у меня было поцарапано, и очень болел большой палец на правой руке.
— Браун, — сказала я, — помогите остальным. Бедный Смит стоял поодаль, смущенный и беспомощный. Бедный старик. Браун был прав. Его время миновало.
Браун помог Алисе и Ленхен выбраться из завалившегося экипажа, и, хотя обе они ушиблись, и платья их были порваны, они не пострадали серьезно. Браун обрезал постромки и поднял на ноги лошадей. Я была рада видеть, что они тоже были целы.
— Что нам делать? — спросила я.
— Я пошлю Смита назад с лошадьми, — сказал Браун. — И пришлют другой экипаж.
— А вы думаете, он справится? Он очень испугался. Он такой… старый.
— Он справится. Я не оставлю… вас и этих молодых женщин.
Как замечательно, когда сильный мужчина берет все в свои руки! Милый Браун! Альберт был прав — как всегда, — Браун был отличным слугой.
Пока мы ждали, Браун нашел в корзине с провиантом немного красного вина, которое нас очень поддержало. Уиллем, слуга-негр Алисы, держал фонарь, так что мы были не в полном мраке. Итак, мы продолжали терпеливо ждать.
— Ваш отец всегда говорил, что, если ничего изменить нельзя, следует использовать ситуацию наилучшим образом, — сказала я дочерям.
— Как он был прав! — сказала Алиса.
— Он всегда был прав, — сказала я твердо. — О Боже, как бы я хотела рассказать ему об этом.
— Он знает, — сказала Ленхен.
— Да, — согласилась Алиса. — Я верю, что он заботится о нас. Нам так повезло.
Примерно через полчаса мы услышали стук копыт. Это был Кеннеди, любимый грум
[65]
Альберта. Ему показалось, что мы припозднились, и он выехал посмотреть, не случилось ли чего с нами. Он привел для нас пони. Мы с благодарностью сели на них. Джон Браун шел пешком, ведя под уздцы моего пони и Алисы. Я протестовала, так как бедняга ушиб себе колено, выпрыгивая из экипажа. Но он вынудил меня умолкнуть. Он отвечал за нас и не имел никакого намерения позволить мне самой ехать по неровной дороге, опасаясь нового несчастного случая. Милый добрый верный слуга!
Так мы проехали некоторое время, но вскоре показался экипаж, который и доставил нас обратно.
Какая поднялась суматоха, когда мы приехали! Браун сказал, что я должна сейчас же лечь в постель, и приказал подать мне суп и рыбу. Я с ужасом смотрела на свое разбитое лицо и на сильно распухший палец. Однако перелома не было, чего я так опасалась.
Ну и денек это был! Но я ни о чем не жалела, несмотря на ушибы и распухший палец. Я увидела еще один пример верности и преданности Джона Брауна.
Я знала, что конфликт из-за Шлезвиг-Гольштейна рано или поздно вспыхнет, но не думала, что так скоро. Несколько недель спустя после несчастного случая с нашим экипажем умер король Дании Фредерик и королем стал отец Александры. Это и явилось началом давно угрожавшего нам конфликта. И Германия и Дания заявили свои требования на герцогства, а поскольку возглавлял все Бисмарк, дело не могло кончиться миром.
В 52-м году была конференция, где под английским влиянием был достигнут компромисс, длящийся уже одиннадцать лет: Дания владела герцогствами под наблюдением Германии. Теперь срок, установленный на конференции, истекал, Фредерик потребовал присоединения герцогств к Дании, а после его смерти король Христиан не оставил никаких сомнений в том, что он намерен придерживаться в этом отношении политики Фредерика.
Немцы, с помощью Австрии, угрожали выдворить датчан. План заключался в том, что, когда Дания будет побеждена, Германия и Австрия будут удерживать территорию между собой, пока что-нибудь не придумают. Но был и еще один претендент. Это был герцог Фридрих Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Аустенбург, немец, который утверждал, что у него на герцогства наследственные права. Итак, было несколько конкурентов — Пруссия и Австрия, Дания и герцог Фридрих.
Я предвидела очень неловкую ситуацию. Естественно, я сочувствовала немцам. Альберт был немец, и я знала, на чьей он был бы стороне; но в то же время Берти женился на дочери датского короля, и его собственный тесть был в центре конфликта.
Я была очень расстроена, когда стали поступать просьбы о помощи от герцога Фридриха и из Дании. Я оказалась вовлечена со всех сторон, так как герцог Фридрих был женат на дочери Феодоры Аделаиде.
Ситуация складывалась невыносимая. Если бы только Альберт был жив! Он бы договорился с ними со всеми, убедил бы их внять здравому смыслу.
Война шла не только в Европе, но и в семье. Викки ненавидела Бисмарка, но поддерживала Пруссию; Феодора все время писала, прося поддержки для своего зятя; и Александра, конечно, горячо поддерживала своего отца. Она ожидала ребенка и очень волновалась. За ужином шли яростные споры. В семье все до такой степени перессорились, что я запретила упоминать Шлезвиг-Гольштейн за столом.
Вся страна волновалась. Народ был, естественно, на стороне Дании. «Маленькая Дания», как ее называли в газетах; впечатление было такое, что храброй маленькой стране угрожают бандиты. Но, помимо этого, очаровательная принцесса Уэльская покорила сердца англичан.
Наступило Рождество, безрадостное, как обычно, но на этот раз и тревожное. Проблема Шлезвиг-Гольштейна висела над нами черной тучей, особенно над Александрой, совсем больной от беспокойства. В ее положении это ей было вредно.
Это случилось как раз после Рождества. Александра и Берти жили во Фрогморе. Я думаю, Берти предпочитал его Виндзору. Чувство горя было Берти недоступно, и я уверена, что он никогда не ценил своего отца. Я знала, что он жил очень весело и представительские обязанности ему нравились. Лорд Пальмерстон неустанно доводил это до моего сведения и хвалил Берти за это.
— Мы должны быть благодарны принцу, — говорил Пальмерстон. — Он не позволяет народу забывать о монархии.
Во Фрогморе устраивались веселые приемы. Я это порицала. Многие из друзей Берти были, по моему мнению, вульгарны — Альберт таких никогда бы не одобрил.
Пруд замерз, и Берти с друзьями катались на коньках. Спать, конечно, не ложились допоздна, а Александре нужен был покой. До рождения ребенка оставалось два месяца, а бедная девочка была совершенно измучена образом жизни его веселых друзей, беременностью и постоянным беспокойством об этом злосчастном Шлезвиг-Гольштейне.
Это произошло, когда Берти с компанией катались на коньках. Александра и несколько ее фрейлин наблюдали за ними. Я была рада, что у нее хватило ума не кататься самой. Ей стало холодно, и она ушла в дом. Не успела она войти, как у нее начались схватки.
В замок немедленно отправили посыльного с этим известием, и я тут же выехала во Фрогмор. Я была очень довольна, что там присутствовал доктор Браун, пользовавшийся большим уважением Альберта.
