— Это возмутительно.
— Вильгельм и сам возмутителен.
Меня так встревожил этот разговор, что я упомянула о нем лорду Солсбери, который сказал, что между принцем Уэльским и германским императором явная антипатия; но что последний еще слишком молод для своего высокого положения и со временем должен успокоиться.
Я решила, что не позволю этой семейной неприятности перерасти в конфликт между государствами.
Викки приехала ко мне погостить. Мы вели с ней долгие разговоры, и я узнала много нового для себя о ее тяжелой жизни.
Я сказала, что Вильгельму следует внушить, что он не должен так обращаться со своей матерью. Она умоляла меня пригласить его посетить Англию, чтобы я сама могла убедиться, насколько справедливы ее слова.
Довольно неохотно я согласилась, чтобы он приехал летом с кратким визитом. К моему удивлению, Вильгельм принял приглашение с энтузиазмом и написал, что будет счастлив посетить славный старый дом в Осборне. Еще он спрашивал меня, в каком виде он должен прибыть. Можно ли ему надеть форму адмирала британского флота? Я позволила и получила от него в ответ очень милое письмо в почти смиренном тоне. «Надеть ту же форму, что лорд Нельсон, — писал он, — от этого голова закружится». Это было хорошее начало.
Когда он прибыл, я изумилась. Он был обворожителен, называл меня «дорогая бабушка» и обращался со мной с большим уважением. Великого императора из себя он разыгрывал очень редко.
Может быть, у него просто была личная антипатия к Берти? Может быть, он считал, что Берти несколько легкомыслен — что в известной степени соответствовало действительности. Может быть, Викки была чересчур властной? Альберт избаловал ее и не замечал у нее никаких недостатков.
Я вспомнила, в каком восторге был Альберт от первого внука. Вильгельм всегда был его любимцем.
Я рассказала об этом Вильгельму. Ему так нравились рассказы о детстве, что он слушал с неизменным интересом. Так же внимательно он слушал, когда я говорила об Альберте.
Странно, но визит, которого я опасалась, оказался очень приятным. Когда Вильгельм уехал, я почувствовала себя намного счастливее за все время после смерти Фритца.
За последние годы мои отношения с Берти значительно улучшились. Он вел себя солиднее, соответственно возрасту и положению. Это было очень приятно. Мне казалось, что он начинал понимать величие стоящих перед ним задач.
И когда я уже было совсем успокоилась, думая, что юношеское безрассудство у Берти прошло, возникли новые неприятности — скандал в Трэнби Крофт. Только на этот раз в нем не были замешаны женщины.
Берти был частым и почетным гостем в поместье Трэнби Крофт, принадлежавшем богатому судовладельцу Уилсону. Это поместье славилось тем, что там собирались игроки в карты и что ставки были очень большие. Среди гостей был подполковник сэр Уильям Гордон Камминг из шотландской гвардии. Во время игры в баккара сэра Уильяма заподозрили в мошенничестве.
Когда игра закончилась, остальные игроки, раздраженные столь низким поведением сэра Уильяма, решили открыто изобличить его. Узнав об этом, тот, естественно, пришел в негодование, заявив, что порвет с ними все отношения.
Берти, услышав перепалку, проникся к сэру Уильяму сочувствием, как он всегда относился к людям в затруднительном положении — сам побывав не раз во многих переделках. Он не знал, верить ли сэру Уильяму или тем, кто его обвинял. Против сэра Уильяма были очень серьезные улики, и Берти необдуманно взял расследование на себя. Естественно, от него ожидали решения.
Еще раз обсудив произошедшее за ломберным столом, все вместе они решили, что сэру Уильяму нельзя больше позволять играть в баккара и что он должен подписать соответствующий документ, где выразил бы согласие с этим решением.
Берти сказал, что он подпишет его вместе с другими. Конечно же, он должен был вести себя осмотрительнее, зная, как опасно давать какие-нибудь письменные свидетельства.
Сначала сэр Уильям отказывался подписать, говоря, что это равносильно признанию вины. Было много споров, в которых принял участие и Берти, и в конце концов они убедили сэра Уильяма поставить свою подпись.
На этом инцидент должен был бы быть исчерпан, но все сомнительное имеет странную способность становиться известным газетчикам. И, как всегда, все было сильно преувеличено, но это не главное. Главным было то, что вновь газеты наперебой писали материалы об экстравагантном поведении принца Уэльского. Дело получило широчайшую огласку, сэр Уильям был публично разоблачен, и частное дело стало общим достоянием.
Сэр Уильям, боясь окончательно потерять репутацию, решил, что у него нет другого выхода, как начать дело о клевете против своих обвинителей. Берти был в ужасе.
Вскоре ему прислали повестку явиться в суд в качестве свидетеля. Что могло побудить его подписать эту бумагу? Это был предел глупости. И вот теперь он второй раз должен был появиться в суде в качестве свидетеля.
Трудно было поверить, что главной фигурой на этом процессе был Уильям Гордон Камминг, так как газеты уделяли свое внимание не ему, а принцу Уэльскому. И даже когда суд принял решение против Гордона Камминга, пресса пригвоздила Берти к позорному столбу.
Будущий король, писали в газетах, предается азартным играм… и совершенно не интересуется государственными делами. Доход его чересчур велик. Эти деньги можно было с большим успехом потратить на другие дела. Надо сказать, что в свое время Гладстон убедил принца заняться благотворительностью, и Берти стал членом королевской комиссии по устройству жилищ для рабочих.
При всех его недостатках Берти отличался добросердечием и ужаснулся при виде условий, в которых жила беднота; его высказывания по этому поводу были известны. Однако газетчики и это использовали, чтобы обвинить его, только теперь уже в лицемерии. Человек возмущался бедственным положением других людей, писали они, а вместо того, чтобы тратить часть своего огромного дохода на помощь бедным, он предпочитал играть в баккара. И этому человеку, чья цель в жизни — удовольствия, предстояло стать королем. Какой от него будет прок стране?
Одна из газет с ужасом писала, что такое поведение привело к революции во Франции. Вильгельм, узнав о случившемся, сделал вид, что он глубоко шокирован. Во время пребывания Берти в Пруссии Вильгельм произвел его в почетные полковники прусской гвардии. Теперь в письме ко мне мой внук высокопарно заявлял, что очень огорчен поведением одного из своих полковников, замешанного в таком скандале.
У меня такое высокомерие вызвало раздражение и желание сказать ему, что я о нем думаю. Берти же был взбешен, и неприязнь между ним и его племянником еще больше возросла.
Бедный Берти! Несмотря на то, что я находила его образ жизни предосудительным, мне было почти жаль его.
Мне кажется, что я изменилась благодаря дружбе с лордом Биконсфилдом: мой двор стал менее мрачным, чем в годы, последовавшие за смертью Альберта. Это не значило, что я меньше горевала о нем; я думала о нем постоянно, но я стала позволять себе некоторые развлечения.
