И власть, конечно же, была бы у нее, пока я не достигла восемнадцати лет. Когда наступит этот волшебный возраст, я смогу сказать маме «нет»! Ты не сделаешь то или другое, потому что я этого не хочу. Что это будет за чудесный день!
Мама настолько утратила сдержанность, что стала говорить со мной более откровенно.
— Будет регентство, — сказала она, — то есть если он умрет до того, как тебе исполнится восемнадцать. Тебе еще пока нет и двенадцати. Шесть лет. Он столько не протянет. Мне было противно слышать, когда она так говорила о бедном дяде Уильяме.
«Регентство! — думала я. — Мама — регентша! О нет! Господи, не дай дяде Уильяму умереть, пока мне не исполнилось восемнадцать!»
Я думала, что никогда не перестану тосковать по Шпет, но мне грозила большая катастрофа. Вскоре они вознамерились отослать Лецен.
Я любила Шпет, но Лецен имела для меня особое значение. Она была, как я часто говорила, моим лучшим другом. Если у меня возникали какие-нибудь трудности, я всегда обращалась к ней и она всегда все улаживала. Она была несколько строга, но я считаю, мне это было просто необходимо, и я уважала ее за это. Это давало мне чувство безопасности. Я не могла вообразить себе жизни без Лецен, и как только я поняла, к чему они клонят, я решилась предотвратить это. Я слышала, как однажды тетя Аделаида сказала маме:
— Но это невозможно. Это убьет бедняжку Лецен. Виктория — вся ее жизнь.
Они замолчали, когда я вошла, но мне стало ясно все. «Им это не удастся», — сказала я про себя твердо.
Я взрослела. Мне предстояло стать королевой; они должны понять, что со мной следует обходиться иначе, учитывая какие-то мои интересы.
Буквально через несколько дней после того разговора мамы и тети Аделаиды мама сказала мне:
— Милая Феодора! Она так счастлива. Двое малышей, такая радость. Ей нужна для них хорошая гувернантка.
— Уверена, что она и граф найдут превосходную гувернантку, — сказала я спокойно, но насторожилась.
— Феодора предпочла бы одну всем остальным. Я выжидала. Вот оно!
— Кого? — спросила я холодно.
— Есть только одна, — слегка рассмеялась мама. — Она очень хорошая гувернантка, а теперь, когда ты подрастаешь, тебе нужно другое обучение. Феодора была бы в восторге, и милая Лецен тоже. Она так умеет обращаться с детьми.
— Я не могу обойтись без Лецен, мама, — сказала я твердо.
Тут вошел сэр Джон, и я поняла, что у них была договоренность — он появится, чтобы оказать маме поддержку; это привело меня в ярость.
— Ну, ну, — засмеялась мама, — она была тебе очень полезна, пока ты была маленькой, и я знаю, как ты привязана к ней.
— Вы не знаете, как я привязана к ней, мама. Она — мой лучший друг.
— Милое мое дитя, у тебя много друзей и будет еще больше.
— Такой, как Лецен, не будет никогда.
— Боже мой, — мама снова засмеялась, — какая ты пылкая. — Да, мама, — сказала я, — пылкая и решительная.
— Перед нами сама королева, — сказал сэр Джон неприятным насмешливым тоном.
— Я не королева… пока еще, сэр Джон, — возразила я, — но я не позволю вам отослать Лецен.
— Ты не позволишь, вот как, — сказала мама.
— Именно так, мама, я не позволю.
— Ты еще ребенок.
— Я достаточно взрослая… и с каждым днем становлюсь старше.
— Глубокомысленное заявление, — насмешливо отозвался сэр Джон, — с которым все мы должны согласиться.
— Если вы попытаетесь отослать Лецен, — сказала я им, — я пойду к королю и попрошу его запретить вам это.
— Этот старый зануда с головой огурцом, — презрительно сказала мама.
— Я уважаю короля больше, чем некоторые, — я со злостью взглянула на сэра Джона. — Я его подданная, так же как и вы… оба. Нам об этом следовало бы помнить.
Они изумленно уставились на меня, и я видела, что маме очень хотелось бы заставить меня оставаться послушным ребенком. Но с тех пор, как я познакомилась с этой таблицей в учебнике истории, я обрела новое достоинство. Я стану королевой, а эти двое имеют значение только благодаря мне как наследнице престола. Что бы они были без меня? Правда, я была еще совсем ребенок, но я училась управлять. Останется ли со мной Лецен — это был вопрос жизненной важности.
Я поняла, что произвела на них некоторое впечатление, потому что они казались пораженными и даже немного испуганными.
— Я вижу, — сказала мама, — нам следует ожидать небольшого взрыва.
— Даже очень большого, мама, — поправила я ее. — Лецен не оставит меня.
— Ты высокомерная… тщеславная, — прошипела мама. Серьги ее дрожали от гнева.
— Я — наследница престола. Может быть, скоро стану королевой, хотя я надеюсь, дядя Уильям проживет еще долго. Но пока что я заявляю: Лецен останется со мной. Я знаю, король запретит вам отсылать ее, и что бы вы тут ни говорили, — вы исполните его волю, потому что он король, и нам следует помнить, что мы его подданные.
С этими словами я вышла из комнаты. Я дрожала от страха. Они были просто поражены моей твердостью — и я сама тоже. Но они поняли, что потерпели поражение; в этом не могло быть сомнений, потому что об отъезде Лецен больше не упоминалось.
Я одержала победу, но это не значило, что я что-нибудь изменила. Мама по-прежнему всем распоряжалась, и хотя она поняла, что я могу быть, как она называла, «упрямой» в тех вопросах, которые меня задевали, для нее я все еще оставалась ребенком.
Тетя Аделаида, бывшая посредницей между мамой и королем, дала понять, что раз я признана наследницей престола, то должна больше появляться на людях. Мама согласилась.
Тетя Аделаида делала все, чтобы примирить короля с моей матерью, и в том, что ей это не удалось, была вина только мамы. Несомненно, король не любил ее, но, если бы она постоянно, как она говорила, не настаивала на своих правах и не пыталась выдвигать меня и вообще не вела бы себя так, словно дядя Уильям уже умер, я думаю, между ними была бы если и не дружба, то был бы достигнут вполне разумный компромисс. Но она на это не шла.
Меня не столько пригласили, сколько потребовали моего присутствия на дне рождения тети Аделаиды. Мне хотелось пойти. Я любила праздники. Я заинтересовалась двумя Георгами, хотя и виделась с ними крайне мало, но они были так внимательны ко мне, когда мы встречались. А к тому же там всегда были танцы, пение и игры, которые я очень любила. Тетя Аделаида делала все, чтобы повеселить молодежь, так что, когда мне разрешалось присутствовать, мне всегда было очень приятно.
День рождения тети Аделаиды оказался для меня не столь радостным. Можно было подумать, что после моей победы в истории с Лецен я могла бы стряхнуть с себя мамино влияние, но это было не так, и иногда меня совершенно подавляли, как случилось и в этот раз.
