— Альберт говорит, что я слишком люблю поесть. Может быть, мне ограничить себя в еде?
— Но кормить-то теперь придется двоих. Представители ганноверской династии любили наслаждаться всеми радостями жизни — и еда была для них одной из этих радостей. Мы засмеялись, так приятно было его слушать.
— Вы думаете, следует сделать объявление? Лорд Мельбурн покачал головой:
— Лучше пусть новости просочатся сами собой. Народу это больше нравится. Беременна она или нет? Это возбуждает больший интерес, чем официальное заявление.
— Вы думаете, им это понравится?
— О да. Народ обожает различные события — свадьбы, коронации… прекрасно. Но рождение… детей… значительнее всего. Как славно, будут говорить в народе, наша дорогая королева такая же, как и мы.
— Вы не очень любите младенцев, лорд Мельбурн.
— Этого ребенка я полюблю. Это будет королевское дитя, ваше, мэм. Мне было намного легче говорить с лордом Мельбурном, чем с Альбертом.
Альберт очень сожалел, что расстроил меня, и был очень добр со мной, когда мы вновь увиделись. Я сказала ему, что лорд Мельбурн находит, что известие должно распространиться без официального объявления, и, хотя Альберт предпочел бы последнее, он больше об этом не упоминал. Мы были очень счастливы, и так как все были очень довольны известием о будущем ребенке, я старалась забыть ожидающие меня испытания и радоваться вместе со всеми.
Несмотря на то, что Альберт не хотел, чтобы Джордж Энсон выполнял роль и его секретаря, он с этим смирился, и, общаясь как бы вынужденно, они постепенно подружились. Джордж Энсон был одним из тех интеллектуалов, которых Альберт хотел пригласить ко двору, чтобы оживить и разнообразить наши вечера. Так как Энсон очень уважал Альберта — что было вполне понятно, — они проводили много времени вместе. К ним часто присоединялся барон Штокмар, и они втроем обсуждали государственные дела, так как Альберт очень интересовался политикой. Я была поражена, обнаружив, как хорошо Альберт разбирался в ней и в делах управления страной.
Однажды мы сидели за чаем — я очень любила эти спокойные моменты — просто как муж и жена, что было очень приятно и уютно. В таких случаях я отпускала прислугу и разливала чай сама, с удовольствием ухаживая за Альбертом. Альберт занимал меня, увлекательно о чем-то рассказывая, улыбаясь своей прелестной улыбкой, а я слушала и восхищалась им, думая, насколько он хорош собой. Меня раздражало, что в газетах его называли «миловидным» и намекали, что его наружность не соответствовала идеалу мужественной английской красоты. Несомненно, он выглядел мужественным! Люди просто завидовали.
Я не помню, как разговор перешел на моих министров, так как говорили мы совершенно о другом: я хотела, чтобы Альберт помог мне выбрать материю для бального платья. У него был такой изысканный вкус — тоньше, чем у меня, — мне нравилось выслушивать его мнение и с удовольствием принимать его предложения.
— Нравственность многих твоих министров оставляет желать лучшего, — сказал он. — У лорда Пальмерстона очень дурная репутация.
— Лорд Мельбурн говорил мне, что его называют купидоном, — смеясь, сказала я, — потому что он многим дамам внушает любовь. Альберт принял оскорбленный вид.
— Я думаю, это ему подходит, — сказала я извиняющимся тоном.
— Это говорит не в пользу его характера.
— Он очень проницательный человек, лорд Мельбурн о нем высокого мнения.
— Я не думаю, что лорд Мельбурн стал бы очень беспокоиться о моральном облике своих коллег.
Я знала, что вопроса о морали опасно касаться, поскольку под руководством лорда Мельбурна я усвоила снисходительное отношение к тем, чье поведение было далеко не образцовым. «Все мы люди, — говорил лорд Эм, — а в некоторых больше человеческого, чем в других». Я помню, как я рассмеялась на это.
— Даже герцог Веллингтон небезупречен, — продолжал Альберт.
— Ты имеешь в виду миссис Арбутнот?
— Да, к сожалению.
— Хочешь еще чаю, Альберт? Он протянул мне чашку.
— Я был очень рад обнаружить, что есть по крайней мере один член парламента и человек, занимающий высокое место, которого ни в чем нельзя упрекнуть.
— Кто же этот святой? — спросила я немного легкомысленно. — Не мой ли дорогой лорд Эм?
— Конечно, нет. Я имел в виду сэра Роберта Пиля.
Я чувствовала, что начинаю раздражаться. Я всегда была легковозбудима, а из-за недомогания, вызванного беременностью, мне было все труднее сдерживаться.
— Мой милый Альберт, — сказала я скорее королевским тоном, чем милой маленькой женушки, — я не желаю слышать о совершенствах. Пиля. Я его ненавижу. Я надеюсь, его партия никогда не придет к власти, потому что я не желаю его видеть рядом с собой.
— Судя по тому, что происходит в стране, он скоро может стать твоим премьер-министром.
— Не дай Бог.
— Глупо, любовь моя, не считаться с фактами.
— В настоящий момент у меня очень хорошее правительство, возглавляемое уважаемым мной человеком. Большего я не требую.
— Моя милая, дело не в том, чего ты требуешь. Скоро состоятся выборы, и слабое правительство падет. Уже не будет приятных тет-а-тет с лордом Мельбурном, и тебе придется принимать сэра Роберта Пиля.
— Ты портишь мне настроение.
— Моя милая женушка, нельзя игнорировать факты, постарайся забыть свои предрассудки по отношению к сэру Роберту Пилю. Он — прекрасный человек. — Он плохо воспитан.
— Прости меня, дорогая, но это вздор. Он получил образование в Хэрроу и в Оксфорде. Он с успехом исполнял обязанности министра по делам Ирландии.
— Ты знаешь, Альберт, в Ирландии его не любят, потому что он против католиков. Лорд Мельбурн говорил мне.
— Это человек, заслуживающий внимания. Я его очень уважаю, — сказал он.
— Альберт, ты его не знаешь. Он такой неловкий. Когда он был у меня, он вел себя как учитель танцев, и кто-то сказал, что, когда он улыбается, его улыбка, как серебряная отделка на гробовой крышке, — я засмеялась.
— Презренные оскорбления, — сказал Альберт. — Я не заметил ничего подобного.
— Ты с ним встречался?
— Я имел удовольствие с ним познакомиться.
Я была вне себя. Моей ярости не было предела. Альберт действует за моей спиной! Он искал знакомства с врагом! Я схватила стоявшую передо мной чашку с чаем и бросила ее в лицо Альберту. И тут же задохнулась от изумления на саму себя.
Альберт, казалось, не был смущен. Он встал, и я увидела, что по лицу на сюртук у него стекает чай. Появился один из слуг. Альберт повернулся к нему и сказал:
— Как вам это покажется? — Затем он поклонился мне и сказал: — Я должен пойти переодеться.
Я тупо смотрела ему вслед. Я чувствовала себя такой дурой, такой несчастной и пристыженной.
