— Для самогонного аппарата? — невозмутимо поинтересовался Вяземский.
— Пошёл на фиг. Для натурного обмена. Бартер, во!
— Лекцию про спекулянтов и гнилые пережитки рыночной экономики помнишь?
— И даже про вызывание рвоты резиновым членом или сопоставимым предметом, согласно распоряжению Министра Обороны…
— Это было в лекции Кравченко о недопущении распития антифриза. Спекулянтам он сулил рытьё окопа для стрельбы с крыши бронепоезда.
— Не суть важно, — отмахнулся Казаков. — Короче. На базе за что-то серьёзное — крепят наикрепчайшим крепежом. На мелочи глаза в основном закрывают — ну типа сменять старую пилу-двуручку на совершенного нового порося. А если эти мелочи, ещё и особистам в глаза особо не бросаются и происходят, например, где-нибудь на заставе…
— Короче, Склифосовский!
— В общем, что с собой взяли — всё уже обменяли, — вздохнул старлей. — А бизнес должен шириться и развиваться… Серый, а Серый. Есть у тебя чего-нибудь, а?
— Не учи папу делать людей, как говаривал тарщ Кравченко, — хмыкнул Вяземский. — А разговоров-то, разговоров-то было… Попроси чтоб с ППД привезли или сам сгоняй, ты что такой дремучий?
— Нельзя, — замогильным голосом ответил мотострелок. — Могу и не вернуться…
— В смысле? — нахмурился майор.
— ЗИП дашь?
— Лопату дам штыковую.
— Маловато будет! Пилу, топор, пяток фляжек, цинков потрошённых штук десять…
— Слушай, наглая пехота, ты не охренел ли в атаке? — возмутился Вяземский. — Я пока что даже не знаю насколько ценную инфу у тебя покупаю, барыга! И нахрена мне в рейде фляжки? Лопата и пять цинков.
— Топор накинь сверху, а?
— С поломанной ручкой.
— Пофиг. У местных дерева как у начальника идей. А вот железо ценят.
— Барыга, — проворчал Сергей. — Ладно, по рукам.
— Не барыга, а бизнесмен, — с достоинством поправил каску на голове старлей. — А ты жмот. Даже жмотяра. Тебе не офицером, а старшиной надо было родиться.
— Ими становятся.
— Аг-га, конечно! Короче, слушай. В ППД лучше не суйся, а сунувшись — вали как можно быстрее и как можно дальше.
— С чего бы это?
— У нас какие-то деятели за ленточку пронесли неосекреченную карту памяти с прикольными фотками и забавными видосиками, и от большого ума слили это в сеть.
— Как умудрились? — присвистнул Вяземский. — За ленточкой же весь инет тотально огородили и файерволами утыкали.
— А то ты не знаешь какие целеустремлённые дятлы бывают? Слили. И драконов, и три луны, в общем полный комплект залётчика. Их, конечно, быстренько за жабры — и пасти до пенсии белых медведей. Да и в сети сейчас и не такое гуляет, так что прошло почти незамеченным. Крепанули особистов, особисты крепанули наших, защита гостайны подключилась со своими креплениями… Короче, теперь вся личная электроника под тотальным запретом, шмоны через день, военных полицаев пригнали — причём настоящих, а не просто мотострелков под маскировкой. Группа контроля, все дела. Губанова Васяна помнишь? Ну, который, перед тем, как всё это началось, с югов приехал из командировки. Так он сказал — как будто назад вернулся…
— Да ты гонишь, — не поверил Вяземский.
— Зуб даю.
— Жесть.
— Да терпимо ещё… Было поначалу. Хотя доходило до того, что перед шмоном смартфоны и ноутбуки в землю закапывали, чтоб не нашли.
— И как?
— Иногда помогало… Но вот когда и тарщ свежеиспечённый полковник получил нагоняй чуть ли не с самого верха, вот тогда стало реально жутко… Короче теперь, кого поймают с смартфоном, ноутом или фотиком, незарегистрированным у защитников — будут сразу на материк, на острова за Полярный Круг отправлять. Возможно, даже прямым ходом. С первой роты контрабаса поймали с «айфоном», который он забил зарегистрировать… Так не помогло даже то, что он его разбил прям там — в тот же день улетел со свистом. У вас, кстати, какая строевая песня?
— В смысле у нас? — не сразу сообразил из-за такого резкого перехода майор.
— Ну, у разведосов.
— У срочников, что ли? «Небо славян».
— Тренируйтесь значит, — ухмыльнулся Казаков. — И знамя со знаменосцем приготовьте.
— На хрена?
— Кравченко постановил в столовую теперь ходить как срочникам — строем, со знаменем и песней. Всех, кого поймает в ППД без дела (а улов у него всегда богатый), тому либо спортивный праздник, либо штурмовая полоса до посинения.
— У нас же нет штурмовой полосы… Или уже есть?
— Инженеры выстроили, когда их Кравченко поймал на безделье. Причём на совесть, гады, построили — спецназовцы сказали, что не хуже, чем у них на базе. И быстренько свалили из Китежа, на всякий пожарный, пока и по их души Кравченко не пришёл.
— Кравченко — он такой, — кивнул Вяземский. — Им и спецназ напугать можно. А ты получается на этой заставе… в загасе или в качестве наказания?
— Загасился, естественно. У нас знаешь сейчас какой жестокий конкурс на полевые выходы? Даже инженеры и зенитчики пытаются изобразить, что они лютейшие псы войны, которых надо не в казарме держать, а на врагов напускать…
— И как, получается у них?
— Да как-то не особо, — ухмыльнулся старлей. — Пока что пехота все наряды на внешние рейды выигрывает.
— Яяясно… — протянул майор, сдвигая фуражку на лоб и почёсывая затылок. — Ладно, разберёмся. Вряд ли это может хуже, чем когда зампотыл был ответственным за наш городок…
— Ну да, потому что хуже того, наверное, быть просто не может, — Казаков хитро подмигнул. — А песенку вы лучше в памяти того — освежите. Мало ли что.
— Что мы маленькие, что ли, с песней в столовую ходить? — слегка снисходительно хмыкнул Сергей.
* * *
Звездопад да рокот зарниц,
Грозы седлают коней,
Но над землей тихо льётся покой
Мооонастырей.
— без особого выражения, но хорошим голосом выводил Руслан, пока куцая разведрота маршировала в сторону столовой.
— Раз. Раз. Раз, два, три, — механически тянул Вяземский. — Раз, два, три. Левой!
А поверх седых облаков
Синь, соколиная высь,
Здесь, под покровом небес мы родились.
След оленя лижет мороз,
Гонит добычу весь день,
Но стужу держит в узде дым деревень.
Намела сугробов пурга,
Дочь белозубой зимы,
Здесь, в окоёме снегов, выросли мы.
Жизнерадостен был лишь один только Эриксон, невозмутимо марширующий с флагом на плече — остальные были куда более унылы.