– Нет, – Джеймс покачал головой. – Ты не можешь так поступить. Я тебе не позволю.
– Уже поступила, – сказала Дилан.
Она внезапно почувствовала странное умиротворение, словно стояла в эпицентре бури. Стряхнув объятия Тристана, она подошла к родителям. Ей хотелось, чтобы они увидели, как она искренна. Поняли, что это был ее выбор – и она его сделала.
– Это невозможно, – папа потряс головой. – Скажи ему, что передумала. Что мы не приняли твоих условий, и…
– Не могу. Инквизитор выразился вполне ясно. Назад дороги нет. Для меня нет.
– Ох, крошка, – Джоан шагнула ей навстречу, но остановилась, когда Дилан отступила назад.
– Не сейчас, – прошептала Дилан. – Как только… как только вы коснетесь меня, то покинете пустошь и, вероятно, не вспомните всего этого. Ни дороги, ни Сюзанны. Даже Тристана забудете.
Джоан покачала головой:
– Ну что ты. Конечно, я все запомню.
– Нет, – тихо возразил Тристан. – Инквизитор сотрет все ваши воспоминания о дне аварии. Для вас Дилан погибнет в той аварии.
Дилан кивнула.
– Но вы будете вместе. Это не изменится.
Это был ее подарок им.
Джоан тихо всхлипнула и подняла руки ко рту. Руки, которые так хотели вместо этого прикоснуться к Дилан.
– Какое отважное, какое бескорыстное решение, – сказал ее папа, но затем покачал головой. – Однако тебе не следовало так поступать, Дилан. Мы бы не раздумывая отдали за тебя жизнь, если бы Инквизитор дал нам выбор.
– Это не навсегда, пап, – прошептала Дилан. – Теперь вы знаете, что смертью все не кончается. А я была за чертой, я знаю, что там. Когда настанет ваш черед, я буду ждать вас.
Джоан снова заплакала, и Джеймс склонился над ней, притягивая к себе. Похоже, что он опирался на нее так же, как она на него, и Дилан отчаянно хотела присоединиться к ним, побыть с семьей.
Однако она не знала, даст ли ей Инквизитор хоть секунду перед тем, как родители исчезнут, и поэтому не стала рисковать.
– Это не навсегда, – повторила она.
– Да, именно, – папа прокашлялся и, кажется, собрался с духом. – И ты не будешь одна. С тобой будет Тристан, он о тебе позаботится.
– На самом деле…
– Да, ты прав, – сказала громко Дилан, заглушая тихое возражение Тристана. – Я не буду одна, так что можете обо мне не переживать.
Она обернулась и посмотрела Тристану в глаза. Пусть только попробует с ней поспорить.
Джоан сдавленно крякнула – видимо, попыталась рассмеяться.
– Не переживать за тебя? Ох боже, Дилан. Я не могу… Это какая-то ошибка. Какая-то ошибка, – она повернулась к Тристану с новым огнем в глазах. – А ты, как ты позволил ей это сделать? Ты должен был ее остановить!
– Нет, мам, – Дилан встала перед ним, точно щит. – Не вини его. Он хотел, чтобы я вас отпустила, но я не могла. Это я так решила. Если тебе нужно на кого-нибудь злиться, злись на меня.
Ярость покинула Джоан, и женщина бессильно опустилась на обшарпанный выцветший диван у задней стены. Она спрятала лицо в ладонях и поникла плечами. Впервые за всю жизнь Дилан заметила, как уязвима ее мама.
Какой хрупкой она казалась, будто была готова рассыпаться на осколки. Кожа у нее была серой, губы плотно сжаты. Дилан в детстве так часто видела это выражение на ее лице, что давно перестала замечать. Оно почти исчезло, когда к ним вернулся отец, и от него осталась лишь бледная тень.
Однако Дилан вернула его – и это причиняло ей боль.
Однако она сделает это для них. Даст им шанс пожить. И когда Инквизитор изменит их воспоминания, они не вспомнят эту секунду. Не будут знать, какой выбор сделала Дилан.
А сама Дилан будет их ждать. Когда-нибудь они все-таки станут полной семьей. Она подвинулась, чтобы ей было видно Тристана, и поняла: нет. Никогда – во всяком случае, она этого не почувствует, – но эту ношу она понесет одна.
– Дилан, ты сейчас упадешь, – тихо сказал Тристан. – Вот, – он подтащил стул из-под расшатанного кухонного стола. – Присядь.
Теперь, когда отгремели самые сильные раскаты эмоциональной бури, Дилан почувствовала, как адреналин – а вместе с ним и силы – покидает ее. Она благодарно села и стала наблюдать, как Тристан переместился в центр комнаты. Он принял командование на себя.
– Мы не думали, что догоним вас, – сказал он. – Думали, что вы ушли далеко вперед, – он кинул быстрый взгляд на Сюзанну, которая беспокойно переступала с ноги на ногу. – Почему вы еще тут?
Тяжелая неловкая тишина.
– Потому что я попросила их остаться, – в Сюзанне явно боролись вызов и стыд. – Я попросила их подождать меня в убежище.
– Ты оставила свои души? – спросил Тристан, нахмурившись. – Подожди-ка. Давай вернемся к началу. Почему вообще у тебя появилось две души? Инквизитор сказал, что родители Дилан будут вместе, но про общего проводника ничего не говорил. Это ведь так опасно!
– Не знаю, – сказала Сюзанна с ноткой воинственности. – Меня отправили в квартиру, и они оба были там.
– Но так не бывает, – начал было Тристан, но затем махнул рукой, словно сдаваясь.
Эту тайну им не разгадать.
– Так почему ты попросила их подождать? Что ты делала?
Сюзанна не ответила. Она отвернулась: стыд победил.
– Ты нашла его? – спросил папа Дилан.
Стало очень тихо. Тристан наблюдал за Сюзанной, и постепенно его озарило понимание. Вместе с ним пришло глубокое неодобрение.
Дилан ничего не поняла.
– Кого нашла?
– Джека, – объявил Тристан.
Сюзанна слегка приподняла плечи, но говорить ничего не стала.
– Джека? – бестолково повторила Дилан. – Джек здесь? Где? Как?
– Его здесь нет, – сказал Тристан. – Он в озере.
– В озере? – Дилан нахмурила лоб, пытаясь осознать, что происходит, но Тристан, похоже, бредил. Однако это хотя бы объясняло, почему Сюзанна промокла до нитки. – Я не понимаю. Как это он в озере? – Однако в следующую секунду она поняла. – Он стал призраком?
По реакции Сюзанны она поняла, что да. А еще она поняла, что выпалив свою догадку вот так, без экивоков, она принесла паромщице сильную боль.
– Прости, я не это хотела сказать, – она прикусила губу, однако чувствовала, что все же упускает что-то из вида. – Если он стал призраком, что ты пыталась сделать?
Лишь одна догадка имела хоть какой-то смысл.
– Ты пыталась вернуть его? Я думала, это невозможно.
Она посмотрела на Тристана, чтобы он подтвердил ее слова, но все его внимание было отдано Сюзанне. Сочувствие постепенно расплавляло маску неодобрения у него на лице.
