Двенадцати стежков было мало. Очень мало. Но они удержат рану, Хирка распределила их равномерно. Римеру надо подняться на ноги. Быстро. Одной из чёрных теней пришлось пожертвовать штанину на перевязочный материал – все равно ему она больше не нужна.
– Ример, я сделала несколько стежков и промазала всё золотым колокольчиком. Сейчас я наложу сверху повязку.
Ример по-прежнему не реагировал. Она разорвала чёрную материю и несколько раз обвязала вокруг его тела. Должно выдержать.
– Ну, всё в порядке, Ример. Теперь ты снова начинаешь походить на Колкаггу, – она улыбнулась ему. – Садись аккуратно, чтобы я могла завязать концы.
Он сел, его лицо искривилось от боли.
– Тебе кажется, что дело хуже, чем оно есть на самом деле. Не торопись. Постарайся не двигать рукой. И пожуй вот это, – она протянула ему полпригоршни ягод опы. Одних листьев в данном случае будет мало. Благодаря ягодам он сможет какое-то время идти. Он сделал всё, о чём она просила. Его губы, коснувшиеся её ладони, были холодными. Хирка завязала концы повязки у него на спине. Его украшение болталось на шее и мешало ей, она отвела его в сторону и заодно разглядела.
Ракушка. Хирка взяла её в руки. Р и Х. По восемь царапин под каждой буквой. Что-то разрасталось у неё в груди, подбиралось к горлу и душило. Она судорожно глотала. Руки затряслись. Ример сидел с закрытыми глазами и ждал приказов. Повязка уже промокла.
Тёмное пятно на чёрной материи. Хирка поднялась. Её покачивало.
Я слишком быстро встала. Дело только в этом.
Она нашла его рубашку и помогла ему одеться.
– Пошли. Вечером будет холодно, а нам с тобой надо добраться до Равнхова до восхода солнца.
Ример встал. Рука безвольно повисла вдоль тела. Он шагал нетвёрдо и медленно, но всё же двигался вперёд. Хирка не была уверена, что у него получится.
У нас так мало времени.
Они шли черепашьим шагом и больше не беспокоились о маршруте. Они брели по долинам, где передвигаться было легче. Ей хотелось бежать. Хотелось, чтобы он оказался в безопасности. В тёплой постели. Хотелось дать ему какое-нибудь снотворное, чтобы спокойно работать с раной. Какое-то время ей казалось, что Ринна или кто-нибудь ещё из Равнхова сможет дать ей совет, но это ложная надежда. Сейчас именно она лучше всех знала, что делать. Отец мёртв. Даже Всевидящий мёртв. Спросить совета больше не у кого.
Но пока они не дошли до цели, ей не оставалось ничего другого, как болтать с ним. Болтать обо всём, что приходило в голову. О Равнхове. О погоде. О красивых домах из камня и дерева, которые, казалось, были частью скалы. О том, как они склоняются друг к другу на узких улочках. Об острых крышах, крытых соломой. Об Эйрике. О бревенчатых городских воротах. Она болтала о каменных кругах и о том, как отец её нашёл. И о Хлосниане, который знал, что она находится не в своём мире.
Неподалёку послышался шум воронов. Многих воронов. У Куро появилось общество. И Хирка стала рассказывать о воронах и о Тейне. О том, как тот смотрел на неё в купальне. Потом о чае и растениях. О хороших растениях, которые она наложила на его рану. Она зарастёт быстро, он даже глазом моргнуть не успеет.
Его шаги у неё за спиной стихли. Он сел и улыбался ей, как старик, который нашёл самое удобное для сидения место в мире.
– Ример, мы сейчас не можем отдыхать. Но мы уже скоро отдохнём.
Она подошла к нему. Его лицо стало бледнее.
– Ример, я знаю, ты устал. Но давай ты устанешь немного позже!
Ример лёг, положив голову на камень.
– Я… догоню. Иди. Я… за тобой.
Он больше не мог нормально дышать. Хирка заорала:
– Ну-ка быстро поднимайся на ноги, Колкагга!
Он не пошевелился. Она ощутила дуновение холодного ветра на лице, мокром от слёз.
Я просто устала. Мы просто устали. Оба.
– Я помогу тебе, – она взяла его за руки и приподняла верхнюю половину его тела. Он не реагировал, даже не подавал признаков того, что испытывает боль. Хирка вытерла рукавом сопли и снова подняла его.
– Вставай!
Тело Римера повалилось обратно на землю. Она почувствовала, как к горлу подступают рыдания. Сдерживаться становилось невыносимо. Ример лишился сознания. Она теряет его.
– Поток, Ример! Держись за Поток! – кричала она ему в ухо и била кулаками по груди. – Используй Поток, идиот!
Последнее слово прозвучало глухим воплем. Как вой волка. Небольшая группа воронов с криками описывала широкие круги над их головами. Живот скрутило болью. Тошнота. Всё это нереально. Этого не происходит.
Она ощутила тёплое покалывание и поняла, что он пытается слиться с Потоком. Она отчаянно ухватилась за него. За Поток. Позволила ему литься через своё тело. Жизненная сила. А жизнь ему нужна.
Во имя Всевидящего, Ример…
Но никакого Всевидящего не существует. Глаза Римера остекленели, и Хирка услышала, как кричит ему, что он не имеет права. Она легла на него, приложила голову к его груди и крепко-накрепко уцепилась за Поток. Она должна отдать ему всё, что у неё есть. Но она была пуста. Что она могла отдать ему? По её телу разлилась жуткая усталость, которая вдавила её голову в его грудь. Её тошнило. Поток опустошал её.
Она так устала.
Ример…
Кто-то идёт. Какие-то имлинги двигаются в тумане над камнями. Колкагги. Много Колкагг. Всё кончено. Его рука соскользнула с неё и упала в вереск. Какие-то мелкие белые частицы падали ему на лицо. Снег? Пошёл снег.
Слишком рано.
Она соскальзывала в Поток, убегала в него, становилась единым целым со снегом. Со снежинками. Она стала холодной и белой и танцевала над землёй. Она упала на лицо Римеру, растаяла и исчезла.
Хёвдинг и слепой
Где я?
Тёмные балки. Окна с перекладинами. Боль? Нет. Только воспоминание о боли. В тот же момент Ример понял, что лучше бы ему не просыпаться, но никак не мог вспомнить почему. Просто ощущение.
Он бывал здесь раньше. Или же он просто не в первый раз открывает глаза? В Блиндболе нет застеклённых окон. Он не в лагере. Не у Колкагг. Он парит над полом. Нет. Кровать. Он лежит в кровати. Он точно не у Колкагг.
Рядом с кроватью что-то зашевелилось. Собака? Рыжие волосы. Хирка. Хирка спит на коврике на полу. Он почувствовал, как грудь наполняется теплом. Чего бы он только не отдал, чтобы узнать правду о гнили. За окном шелестели деревья. Раздался крик ворона. Другой ответил ему. Больше никаких звуков не было.
