– Хирка?
Она вздрогнула, но потом узнала голос Хлосниана.
– Хлосниан? Где ты? Ты цел?
Она вертела головой, но не видела его.
– Я здесь. На земле. Я в порядке. А ты?
– Никогда не чувствовала себя лучше.
– Хирка, я даю тебе слово! Я никогда не стану помогать ему. Я лучше умру, чем помогу ему!
Несмотря на боль в челюсти, Хирка беспомощно улыбнулась.
– Ему не нужна помощь, Хлосниан. Он может в одиночку открыть врата.
Хлосниан фыркнул.
– Урд Ванфаринн? Да нет, Шлокна его побери! Он не узнал бы заклинателя камней, даже если бы сидел на нём! Он даже не догадывается, с чего начать.
У Хирки не было сил возражать ему. Она позволила Хлосниану ещё немного побыть в безопасности. Наступит время, и он поймёт, что всё потеряно и от его действий или бездействия ничего не изменится.
К ней подошёл Урд. Она приготовилась к новым ударам. Он схватил Хирку за куртку и поднял с камня. Она упала на землю и осталась лежать с задранными наверх ногами спиной к камню. Урд опустился на корточки перед ней. Он посмотрел на неё и смахнул несколько соринок с её куртки. Этого жеста Хирка не поняла и не оценила.
Она пристально смотрела на него. Открывать рот было больно, но она не собиралась доставлять ему радость, демонстрируя это.
– Я ничего тебе не сделала, Урд.
– Отче. Урд-отче. Тебя не научили манерам? – он окинул её взглядом. – Нет, точно. Ты ж не из имлингов, да?
Она сглотнула.
– Я ничего тебе не сделала. У тебя нет причин убивать меня.
– Эээ, нет. Я не убью тебя. Эту радость я оставлю кому-нибудь другому. На самом деле я, разумеется, тоже получу от этого радость.
– Почему? Как, Шлокна тебя побери, ты можешь получать радость, когда умирают другие? Ты не понимаешь, что это ненормально? Какой же ты испорченный!
Он схватил её за горло и притянул к себе. Его зрачки стали чёрными точками на золотистом фоне.
– Тебе нравится меня недооценивать, девочка, это твоя самая большая ошибка. Как ты думаешь, кто я? Забулдыга, который убивает в гневе, выйдя из трактира? Обычный мерзавец, который пыряет ножом имлингов за деньги? Ты вообще знаешь, где мы находимся? Какая власть заключена в этом месте?
– Значит, ты убьёшь меня ради власти? Не вижу разницы.
Он зарычал, как зверь, и крепче сжал её горло. Его лицо приблизилось вплотную к ней.
– Ради власти я хотел, чтобы ты жила. Но я убью тебя ради того, что намного важнее.
Его дыхание было зловонным. Хирка с отвращением отшатнулась. Она смотрела на его золотой воротник. Внезапно она осознала правду о безумии Урда, и эта правда была страшнее всего, что раньше приходило ей в голову. Правду о его отчаянии. Причину невероятного риска, на который он решился, не задумываясь ни о чём и ни о ком.
– Ты умираешь, – прошептала она.
По его лицу пролетела тень боли. Казалось, этого чувства он больше не может испытывать, но помнил его с детства. Его хватка вновь усилилась. Он провёл большим пальцем по её лицу.
– Уже нет, девочка. Шрам будет полезным напоминанием о том, что на гниль полагаться нельзя. Я скорее стану доверять слепым, чем твоему отцу.
– Мой отец мёртв. Ты никогда с ним не встречался, и он ничего тебе не сделал.
Урд засмеялся. Смех его перешёл в булькающий кашель.
– Значит, легенды правдивы. У детей Одина мозгов, как у овцы.
Из уголка его губ вытекла капля крови. Он схватился за горло.
– Твой отец позволил мне гнить изнутри, когда я перестал быть ему нужным. Можно сказать, он мне кое-что сделал, ты согласна? Ты права, я никогда с ним не встречался, но я слышал его голос. И знаешь что: я бы лучше проглотил собственный меч, чем ещё раз услышал его.
Хирка почувствовала, как страх исчез, уступив место жажде знания. Урд прав. Отец никогда не был отцом. Она была дочерью Одина. Где-то в другом мире у неё был отец. И она никогда с ним не встретится и ничего о нём не узнает, если не останется в живых. Если Урд не останется в живых. Всё не могло закончиться здесь. Не сейчас.
– Я могу помочь, – сказала она с осторожностью, но потом голос её обрёл уверенность. – Я могу помочь! Дай мне мой мешок. У меня есть золотой колокольчик и местешип! У меня есть бальзам из солнцеслёза и…
– Бальзам? – Урд посмотрел на неё так, словно она была умалишённой. – У тебя есть бальзам?
Он снова рассмеялся. Кровь из уголка губ потекла по нижней губе и попала на зубы. Он расстегнул воротник и освободил шею. Его горло представляло собой открытую рану. Хирка отпрянула в сторону от вони. Она хотела зажмурить глаза, но не смогла. Клюв ворона. Полуоткрытый. Вросший в горло Урда. Окружённый гниющей тканью. Кожа неестественного цвета. Гниль. От этого зрелища Хирка остолбенела. Такое трудно принять. Хирку охватил ужас. Её отец наделил Урда гнилью. Это не сказки. Она сглотнула. Горе и отвращение переполняли её. Урд надел воротник обратно. Запах ушёл.
– Только слепые могут повернуть вспять такое слеповство, дитя Одина. И они сделают это, как только получат бесхвостую. Проще некуда.
Он встал и посмотрел на неё сверху вниз.
– Ты – жертва камням. Ты должна была принадлежать им с момента своего рождения, девочка. Ты пришла сюда окольными путями.
В небе у него за спиной вороны играли в потоках ветра.
* * *
Хлосниан сидел на земле и раскачивался, как ребёнок. Он попытался отползти от камней, но два имлинга Урда пинками пригнали его обратно. Хирка шептала ему о Потоке, о том, что он видит всё и всех, что врагов настигнет кара, но Хлосниан не слушал её. Он погрузился в себя и бормотал что-то о слеповстве и крови.
Он совсем лишился рассудка, когда увидел, что Урд убил ворона. Тот висел на одной из лошадей, привязанный к седлу, как курица. Урд перерезал ему горло и собрал кровь в чашу. Ворон кричал всё время. Мёртвый, но не совсем. Как Хирка.
– Он заставит камень. Заставит камень, – повторял Хлосниан. Это напомнило Хирке о молитвах нуждающихся в Маннфалле, когда они ночь напролёт стояли, возложив руки на стены зала.
– Не имеет значения, Хлосниан. Все умирают рано или поздно, – Хирка больше не испытывала страха. Страх был слишком силён, совсем невыносим, поэтому он просто-напросто исчез. На его место пришли горе и злость, и только.
– Нельзя заставить камень. Сорванные двери невозможно запереть. Дракон… Он разбудит дракона. Древа больше нет.
От удара грома Хлосниан вздрогнул. Он был хрупким, как стекло. Единственное утешение – он такой не один. Имлинги Урда вышли из каменного круга. Они перешёптывались, стоя в тени, пока Урд ходил вокруг и орошал камень за камнем вороньей кровью. Сейчас здесь было семнадцать имлингов. Один уже сбежал, и едва ли он станет последним. Их страх несложно понять: каким бы ужасным ни старался казаться Урд, трупорождённые всё равно были страшнее. Хирка догадывалась, что ни один из одетых в кожу имлингов не был бы здесь, если бы знал, что слепые тоже приглашены.
