– Она чуть не лишилась тебя, когда ты родился. И потом ещё раз, когда тебе было шесть. Теперь тебе восемнадцать, и она навсегда потеряла тебя.
От слов мастера Ример похолодел. Внезапно перед его глазами промелькнули яркие образы. Лёд. Холодные пальцы. Тяжёлый снег. Совсем короткое, но всё же воспоминание. Его выкопали из-под снега, и он выжил. А его родители – нет. Он испытывал отголоски горя, когда думал о них. Но горевал он скорее не о том, что помнил в действительности, а по своим воспоминаниям.
Как есть, так есть. И так было всегда. Илюме потеряла свою дочь Гесу и её мужа, но ей было позволено сохранить Римера. До сего дня.
Мастер вышел и направился по мощённой камнем тропинке вдоль обрыва. Она сливалась с другой, идущей снизу. Это место называли Вершиной долины. В Блиндболе высота была важнее, чем расстояние или направление. Они подошли к границе лагеря. У Колкагг в Блиндболе имелось несколько лагерей, но этот был самым большим и близким к Маннфалле. Вместе они составляли невидимую сеть Совета, которая контролировала весь горный край между Маннфаллой и Равнховом. Рассказывали множество историй о кровавых столкновениях между Колкаггами и воинами с северных земель, но Римеру в походах не встретился ни один из них.
Они стояли на тропинке и смотрели, как Колкагги готовятся к вечеру. Уже зажглись тысячи факелов. Они стояли на шестах у домов. В каждой из низких бревенчатых построек жило минимум четверо мужчин. У каждого из них была своя комната и общее помещение с очагом в середине дома. Больше Колкагги не владели ничем. Спали они на соломенных матрацах на полу, одежду скатывали и делали из неё подушки. Оружие. Шерстяные одеяла. Больше почти ничего.
Здесь можно полагаться только на себя и свои знания. В твоём распоряжении имелось только необходимое для выживания. Во дворце Ан-Эльдеринов – в спящем драконе – все было совершенно иначе. До того, как Ример стал Колкаггой, он никогда не голодал и не знал настоящей боли, никогда не испытывал недостатка ни в чём. И вместе с тем он испытывал недостаток во всём.
Свартэльд посмотрел на Римера.
– Ты принёс Присягу, – сказал он. Казалось, его слова произнесены не к месту, но потом Ример вспомнил, о чём они разговаривали. Об Илюме и о том, что он был её единственной надеждой. Наследником кресла. Внезапно Римеру пришло в голову, что твёрдость руки наставника была вызвана не теми причинами, о которых он думал. Мастер действительно сделал всё, что мог, чтобы Ример сдался. Чтобы не принёс Присягу, а удрал обратно в Эйсвальдр, поджав хвост. Но почему?
Потому что если с Римером Ан-Эльдерином что-нибудь случится, заплатить за это придётся Колкаггам. Это им придётся принять на себя гнев Илюме. Свартэльд предпочёл бы, чтобы Ример сидел в Совете, а не лежал мёртвый в Блиндболе.
Но он мог отказать Римеру в праве принести Присягу. Какую-нибудь причину он сумел бы найти. Это, без сомнения, значительно облегчило бы ему жизнь, но, тем не менее, мастер принял Римера.
Ример почувствовал, как по груди разливается тепло. Он что-то значил для Свартэльда и стоил проблем, которые могли возникнуть. Казалось, юноша на краткий миг смог заглянуть в сердце мастера, и это придало ему мужества. Возможно, Ример разрешит проблему, о которой думал весь день. Он дал Хирке обещание и сдержит его. Нужно попасть на дежурство во время Ритуала и при этом оставить Илюме в неведении.
– Мастер, окажите мне услугу.
Если Свартэльд и удивился, то прекрасно скрыл это. Он указал на тренировочный зал:
– Вытри свою кровь с пола. Потом приходи ко мне.
Маннфалла
Окружающий пейзаж влиял на разговоры в повозке. Во время дороги по хвойному лесу Рамойя набралась мужества и стала говорить о тайном, о том, что не предназначено для чужих ушей. О том, что имлинг не всегда может выбирать свой путь, который, судя по всему, предопределён. Что однажды утром имлинг просыпается и спрашивает себя, где он был, когда совершался выбор. Как будто он пропустил судебное разбирательство, но получил приговор. Слова Рамойи выдавали потребность приуменьшить роль, которую она играла в остром конфликте между Равнховом и Маннфаллой. Хирка слышала шёпот отца из Шлокны.
Только идиоты выбирают одну из сторон. Будь на своей стороне и проживёшь долго.
По мере того как они спускались с гор Храфнфьелли, хвойный лес редел, посреди сосен стали появляться берёзы. Разговоры стали более осторожными, они обменивались загадками, выбирая безопасные слова в надежде замаскировать всё, сказанное раньше. Хирка старалась молчать как можно больше. Когда беседа коснулась Потока, она умолкла совсем и постаралась таинственно улыбнуться.
Рамойя полагала, что Поток в Хирке очень силён, но она со своими способностями не хочет служить Совету. Обладающий голубой кровью, способный слиться в Потоке с драконом, как говорили в старину о таких имлингах, как она. Следовательно, Хирка стала фигурой в невообразимо большой игре. Вымышленной фигурой. Что сказала бы наставница воронов, если бы узнала, насколько незначительна Хирка на самом деле? Слепая к земле и лишённая связи с Потоком. Чужая. А что сказали бы Эйрик и Тейн? Тейна она не видела с тех пор, как его отца ранили. Хирка ждала, что он ворвётся в опочивальню отца, когда она лечила его от лихорадки, но всё время у ложа больного она провела в одиночестве. Она даже не спрашивала о Тейне.
На равнине уже начался сбор урожая, возможно, в этом году раньше, чем обычно, потому что Ритуал передвинули почти на целый месяц вперёд. Казалось, никто из встреченных ими имлингов не был встревожен, они просто работали, как и всегда. Дети гоняли птиц и подбирали зерно, которое растеряли взрослые. Двое малышей дёргали друг друга за хвосты. Хирка задумчиво посмотрела на них. Что, если просто выпрыгнуть из повозки? Она могла бы стать частью какой-нибудь семьи, могла работать, есть и проводить вечера в доме, полном имлингов, в доме, который был крепостью, защищающей от внешнего мира. Но они ехали по дороге, и имлинги смотрели на неё, как на чужую, какой она, собственно, и была, ничуть не беспокоясь о её неведомом будущем.
Через пару дней погода стала портиться. Долины Среднего Има располагались между горами Тюримфьелла на востоке и Блиндболом на западе. Сильные порывы ветра поднимали пыль с дороги и бросали в путников. Они кутали лица шарфами или забирались в повозку к воронам, которые с каждым днём всё больше скучали в маленьких клетках.
Поток имлингов на дороге возрастал. Некоторые из них рассказывали, что видели палатки войска, медленно продвигавшегося на север. Имлинги делали привалы у дорожных столбов. Всевидящий покровительствует путникам, и дорожные столбы встречались часто. Имлинги и сами строили столбы. Жители одного из хуторов, мимо которого они проезжали, повесили на выкрашенные в чёрный цвет ворота рога. Они должны были изображать защищающие крылья Всевидящего. Имлинги обвешали рога тонкими полосками кожи, и теперь они уныло развевались на ветру. На самом деле зрелище больше всего походило на голодного ворона, который залетел в ворота и умер.
