Наставница воронов сдвинула брови.
– Ты уверена, что тебе сюда? У тебя есть всё необходимое?
– Абсолютно уверена.
– И ты знаешь, что делаешь?
– Всегда.
Хирка подивилась уверенности в собственном голосе, которая совершенно не соответствовала тому, что она чувствовала на самом деле. Но, судя по всему, Маннфалла и так была городом контрастов, ничего не случится, если она добавит к ним ещё парочку.
Хирка потянулась к Ветле и обняла его. Светлые кудряшки пощекотали её, и он долго не выпускал подругу из объятий. Рамойя дёрнула поводья, и повозка поехала по площади в сторону восточного берега реки, а Хирка осталась стоять перед постоялым двором «Белая площадь». Сердце опустилось в груди. Снова одна. Не как в лесах у Равнхова, где всё, что у неё было, – это Куро. На этот раз вокруг неё было больше имлингов, чем когда-либо. Она никогда не видела столько народа сразу. И всё же она была одна.
Хирка выпрямилась. Не всё так плохо, напомнила она себе. Девушка испытывала страх перед Маннфаллой каждый день, и началось это задолго до смерти отца. Иногда она просыпалась ночью в их повозке, потная и напуганная, потому что ей приснился сон о Колкаггах. О беспощадных чёрных воинах, которые набрасывались на неё в тот самый миг, когда она входила в городские ворота. Хирка боялась, что её остановят, арестуют, казнят. Но пока этого не случилось.
Да, она была напугана, она была одна, и всё её имущество умещалось в мешке за плечами. Единственной её компанией был высокомерный ворон, который, строго говоря, постоянно занимался собственными делами. Но Маннфалла оказалась лучшим местом в мире для того, чтобы спрятаться. Хирка могла раствориться в городе, где, как она думала раньше, она будет выставлена на всеобщее обозрение, словно выброшенная на берег рыба.
Но она не может оставаться в этом квартале.
Хирка повернулась спиной к возвышенному свету Эйсвальдра и пошла по улице мимо домов купцов к реке, где постройки были маленькими и ветхими. Оттуда доносилось множество запахов, а голоса звучали громче. Именно там она сможет исчезнуть.
Спящий дракон
– Серебряная монета за двух костлявых кур? Ты что, думаешь, я приехала из долин?
Хирка упёрлась руками в бёдра и наклонилась к жене лавочника с пушистыми усами. Та приподняла бровь и заново оценила Хирку. Девушка сделала вид, что уходит.
– Погоди…
Хирка улыбнулась и повернулась обратно к прилавку. Женщина с усами бросила третью куриную тушку на прилавок рядом с двумя другими. Она огляделась по сторонам, словно хотела удостовериться, что её никто не слышал, и связала кур. Хирка довольно улыбнулась и положила на прилавок серебряную монету. Затем забросила тушки на плечо и подошла к Линдри, который ждал её у следующей лавки.
Он потрепал её волосы морщинистой рукой.
– Ты быстро учишься, Рыжая.
– Всегда.
Линдри взял у неё куриные тушки и забросил их на согнутую спину, хотя сам был почти таким же худым, как и Хирка. Только немного выше неё ростом.
– Нет границ тому, что они позволяют себе во время Ритуала. Цены за ночь вырастают в два раза! Что они думают, имлинги глупеют только от того, что их становится больше?
– Так и есть. Имлинги глупеют от того, что их становится больше, – ответила Хирка.
Линдри рассмеялся. Зубы на его нижней челюсти выступали вперёд и были кривыми, как вершины Пика Волка.
– А ты неплоха, Рыжая. Неплоха.
Хирка улыбнулась. Она понравилась Линдри с первого взгляда, когда три дня назад вошла в его чайную в поисках места, где можно остановиться в переполненном городе. Он отказал ей ещё до того, как она открыла рот. Здесь нет ни работы, ни комнаты внаём.
Был вечер её первого дня в Маннфалле. Ноги болели после беготни вверх и вниз по улицам в поисках места для ночлега, но во время Ритуала найти его было невозможно. Голодная и уставшая, она услышала пересвист ветра из переулка у самой реки. Игривое приглашение, летавшее между домами. Девушка пошла на звук и оказалась у Линдри. Он был хозяином чайного дома, при виде которого отец расплакался бы. Стены заведения были заставлены ящиками с чаем. У каждого сорта имелось своё место. Даже прилавок был собран из ящиков. Посетители сидели за низкими столами на табуретках, обитых серой овечьей кожей, и пили из чашек без ручек, похожих на пиалу Рамойи. Хирке очень захотелось остаться здесь.
Линдри скоро должно было исполниться семьдесят зим, и она обратила внимание, что он часто потирает запястья и локти. Из-за этого движения его становились медленными, и ему было непросто взбираться к верхним ящикам за товарами, которые хотели купить посетители. И Хирка бросилась обслуживать покупателей, одновременно ведя переговоры о ночлеге.
– Девочка, для сна у меня нет даже табуретки!
– А мне не нужна табуретка, мне нужна кровать. Тебе, кажется, тоже.
– Что ты хочешь сказать?
Хирка вытирала прилавок тряпкой, из-за чего тот становился ещё грязнее.
– Суставы болят?
– А тебе какое дело?
– У меня есть бальзам с корнем илира. Он снимает боль. А я помогала разрабатывать ноющие суставы с тех пор, как начала ходить.
– Ты что, врач?! Ты ребёнок! Ты уже прошла Ритуал?
– Да. Через несколько дней пройду.
Линдри недоверчиво смотрел на неё, потирая запястье. Хирка нанесла завершающий удар:
– Там, откуда я родом, не имеет значения возраст имлинга, значение имеет только то, что он умеет. Я бы с удовольствием помогла тебе, но тогда тебе пришлось бы лечь. А для этого здесь нет места, как я слышала…
На какой-то миг она испугалась, что Линдри вышвырнет её вон. Он вытянул шею, как будто не верил, что с ним разговаривают так нагло, а потом рассмеялся. Тягучим свистящим смехом.
– Ты мне нравишься, Рыжая.
В тот вечер Линдри получил бальзам для своих суставов и спал, по его собственным словам, лучше, чем в последние пять лет. А ей самой он разрешил переночевать в комнате внучки. Она была старше Хирки, но совсем беспомощной и не слишком разговорчивой. Линдри сказал, он рад, что внучка редко его навещает, потому что всё, к чему она прикасалась, превращалось в проблему. Хирку он использовал, насколько у неё хватало сил, а их хватало на многое. По вечерам она засыпала от сладкой усталости, и её начали посещать мысли о собственном чайном доме. У неё будут спальные места, и имлинги смогут приезжать и оставаться на много дней. Они будут хорошо есть, хорошо спать и лечиться, если надо.
Но потом она вспомнила, кто она. Потомок Одина в Маннфалле, и до Ритуала оставалась всего пара дней. Какой прок в мечтах, если она даже не знала, будет ли жива к следующему полнолунию?
