Ример отпустил её руку, развернулся и ушёл. Бабушка кричала ему вслед. Голос её был визгливым и требовательным, как у ребёнка.
– Куда это ты собрался?
– Я собираюсь умыть руки, – ответил он.
Тиринн
Хирка раскрошила хлеб в жидкую молочную кашу и попыталась скатать его в маленькие комки. Хлеба было мало, и комков получилось всего пять, но этого должно хватить. Она вскарабкалась на крышку туалетного ведра, потянулась к узкому отверстию вверху стены и выкинула два грязных шарика на землю. Она не решалась закричать, пока не решалась.
Хирка слышала голоса нескольких воронов. Конечно, в Маннфалле их тысячи, особенно в Эйсвальдре, но одним из них был Куро. Он где-то там. Он – её единственная надежда. Крышка под ней затрещала. Она скрестила пальцы в знак Всевидящего и понадеялась, что ведро выдержит её вес. В противном случае её день будет, мягко говоря, не слишком удачным. Она вытянула шею и выглянула наружу.
Прилетай! Прилетай, Куро! Еда!
Мохнатое создание пробежало мимо и принялось с оптимизмом обнюхивать еду. Крыса. Вот опять. Она вытянула пальцы и попыталась отогнать её.
– Кыш! Брысь!
Грызун едва замечал её. Она вытащила руку из рукава свитера и попыталась просунуть её между прутьями решётки. Крыса отодвинулась немного в сторону и продолжила грызть ценную еду.
– Кыш! Кыш! Куро! Хедра! Хедра!
Решётка наверху открылась, и Хирка огляделась по сторонам. В проёме стоял страж.
– Чем ты там занимаешься? – он смотрел на неё. Его взгляд скользил вверх и вниз по её телу. Хирка внезапно вспомнила, что полураздета. Она быстро засунула руку в рукав свитера и натянула его на голый живот.
– Охочусь на крыс, – сказала она, спускаясь с ведра.
Охраник сделал пару шагов вниз. Хирка сложила руки на груди. Она почувствовала, как по коже побежали мурашки. Взгляд стража остекленел, и ей это не понравилось. Он был почти в два раза выше неё и видел в два раза больше зим. Лицо его было резким и обожжённым солнцем. Силья назвала бы его симпатичным. Ей нравились такие парни. Сильные, кичливые, хвастливые. Совсем не опасные.
Я не боюсь.
– Правда, что про тебя говорят? – спросил он.
– Вряд ли. Обычно говорят совсем невероятные вещи.
Охраник безрадостно усмехнулся.
– Отсутствием наглости не страдаешь… потомок Одина.
– Надеюсь, совсем не страдаю.
Он приблизился к ней вплотную. Она чувствовала его дыхание на своём лбу.
– Ты создана такой же, как другие женщины?
Его рука прикоснулась к её промежности. Девушка схватила его кисть и вывернула так, что страж заорал от боли. Она не отступила. Сердце колотилось в груди, но она не могла показать страх. Такие парни, как он, питаются страхом. Он выпрямился и в ярости прищурился. Он разозлился. Хирка попыталась улыбнуться, но не была уверена, что ей это удалось.
– Я – дитя Одина. У меня есть способности, о которых ты даже мечтать не можешь. Если ещё раз ко мне прикоснёшься, то заразишься гнилью!
Какое-то время охраник выглядел неуверенно, а потом снова усмехнулся, так же безрадостно, и кулаком пригвоздил её к стене.
– Если бы ты могла заражать гнилью с помощью рта, то половина Эйсвальдра спала бы в Шлокне. Кроме того, ребята говорят, что у тебя остался шрам от хвоста. И что ты врёшь.
Он схватил её рукой за горло и не отпустил. Другая рука скользнула к её груди, но вдруг кричащее создание заставило парня ослабить хватку. Он попятился назад. Куро сидел перед окном, расправив крылья, и каркал. Страж некоторое время переводил взгляд с Хирки на ворона, а потом по-звериному оскалил зубы и отступил к решётке. Хирка шипела на него, пока он не удалился.
Девушка скользнула вниз по стене и уселась, сложив руки на груди. Свитер вибрировал от каждого удара сердца. Она могла поблагодарить Всевидящего по крайней мере за одно. За уважение, которое имлинги питали к воронам. Хирка схватилась за горло и попыталась стряхнуть с себя следы его рук.
Что, если он вернётся? Она устала, но не решалась закрыть глаза и вместо этого сидела и болтала с Куро, но через некоторое время он улетел. Эта ночь стала самой длинной из всех, что она провела в Маннфалле. И с утренним светом спокойствие не вернулось. Девушка услышала, как наверху сменился караул, и только тогда она смогла опустить голову на колени и заснуть.
Её разбудил металлический скрежет. Хирка посмотрела наверх, на прутья узкой оконной решётки. Кованые сапоги. Это он. Страж.
Он стоит снаружи!
Окно заделывали. Она слышала, как снаружи закручивают болты. Загородили путь Куро. В груди Хирки поднималось отчаяние. Она встала и принялась стучать по окну, но оно держалось прочно и не поддалось. Хирка поняла, что теперь никто ничего не увидит. Вечером, когда тот страж вернётся, путь для него будет свободен. Куро не сможет напугать его. Она осталась одна.
Хирка содрогнулась. Теперь она надеялась только на то, что гниение наступит быстро. До того, как он успеет причинить ей боль. И что от соприкосновения с ней мясо станет кусками отваливаться от его тела прямо на глазах. Такие мысли напугали её. Она ни разу не была с мужчиной так, как Силья. Об этом позаботился отец. Нельзя сказать, чтобы ей самой очень этого хотелось. Абсолютное большинство парней и мужчин, которых она встречала, были дураками. Ненадёжными, лживыми дураками. За исключением отца.
И Римера.
Она снова скользнула на пол и сжала волчий зуб с маленькими отметками по обеим сторонам. Если он придёт и заберёт её отсюда, то получит сто зарубок. Тысячу! Сколько пожелает. Вот бы он пришёл. Хирка со всей силы пнула стену. Несколько раз. Никто не придёт её спасать. Она может рассчитывать только на себя, и ей надо найти выход.
Она должна выбраться отсюда.
Хирка потёрла деревянную щепку о пол, остановилась, осмотрела её и стала тереть дальше. Она слышала только звуки, которые производила сама. В соседней шахте было тихо. Мужчина с куклами не издал ни звука после смены караула. Она испугалась, что страж подсыпал ему в еду дремотник, хотя это, конечно, дорогое и очень редкое растение. Может, что-нибудь другое. От её еды не исходило никаких посторонних запахов, но Хирка на всякий случай не стала ничего есть.
Она оторвала щепку от крышки туалетного ведра, чтобы превратить в оружие. Хирка снова остановилась и изучила самодельный нож. Простой инструмент. Короче ладони, но уже острый. Конец щепки изгибался, и её будет удобно держать. Она нанесла несколько пробных ударов по воздуху. Что-то не так. Девушка всю жизнь умело орудовала кулаками, если требовалось. Колгрим может подтвердить. Но оружие? Против имлинга? Её работа – лечить имлингов, а не разделять их на части. Но так было раньше. До Ритуала. До ран на спине.
