— Для чего?
— Чтобы вы не повторили моих ошибок. Все, что с нами в жизни происходит, зачастую с нашего молчаливого согласия. Мы сами впускаем в свою жизнь ненужных людей, терпим их, не задумываясь о том, что они в нее вносят черно-серые краски. Потом сами же удивляемся, почему нам так некомфортно. Один из них распускает сплетни, другого неприятного нам человека просто терпим, потому что сами отвели ему место в своей жизни.
Помолчав, Влад заявил, что он должен будет жениться на Ларисе.
— Мне это нужно для благополучного слияния двух компаний — моего отца и ее. После нашей женитьбы я стану владельцем крупной компании, чтобы обеспечить безбедную жизнь себе, жене и будущим детям, — сказал он.
— Вы любите свою невесту? — задала она прямой вопрос, что до этого никогда не делала.
Ее вопрос застал Влада врасплох. Он старался не задумываться о своих отношениях с Ларисой. Все шло спокойно, своим чередом: встречи, секс, подарки. О чувствах он старался не думать — еще живы были воспоминания об Ане. Римма, расценив паузу как нежелание отвечать, продолжила:
— Я много лет жила чувством дома и с миссией хранительницы домашнего очага. А был ли он, этот очаг, чтобы потратить на него два десятка лет своей жизни? Я поняла, что ничего никому не должна, жаль, что это дошло до меня слишком поздно. До этого было так: я должна чем-то поступиться, как жена, должна убирать, готовить, стирать, прислушиваться к мнению соседок, а ведь надо было жить с мыслью, что мне совершенно безразлично мнение бабулек у подъезда. Они сегодня поговорят о тебе и забудут, а твои годы уйдут за бесцельным приспособленчеством к чужим правилам жизни.
Римма замолчала. Влад впервые думал о том, что тоже живет, подстраиваясь под мнение окружающих людей. Та же женитьба на Ларисе. Он согласился с предложением отца, даже не оказав сопротивления, решив, что так надо, так будет удобно для всех.
«А для меня?» — подумал он впервые.
— Жестокие рамки нашего поведения создало общество, так нас воспитали, и часть своей энергии мы тратим на реализацию определенных требований. — Римма словно продолжила его мысли: — Это не значит, что надо полностью разрушить рамки и ходить нагишом по улицам, если это нам по приколу. Человек должен себя развивать, не застывать на одном месте на многие годы, как, например, я… Если бы сейчас можно было все начать сначала или хотя бы изменить, то я бы смогла уйти вовремя, никого не удерживая возле себя, чтобы жить своей жизнью, а не подстраиваться под чужую. Я бы отпустила из своей жизни ненужных людей, серых и безликих, хитрых и завистливых. Мне бы хватило сил перебороть свой страх и начать строить новый замок, но уже не на той горе и не с тем человеком. Возможно, я снова бы ошиблась, но именно в риске и смелости, в небоязни ошибок кроется истина.
На поручни мостика слетелись голуби. Они с интересом посматривали в сторону пары, которая любовалась застывшей рекой.
— Они просят поесть, — сказала Римма, посмотрев на голубей.
— Здесь неподалеку есть булочная. Могу сбегать купить, — предложил Влад.
— Как вы думаете, они поймут меня, если я поговорю с ними? — Римма взглянула на Влада и улыбнулась.
«Какая у нее привлекательная улыбка! Муж у нее явно слепой или полный дурак», — подумал Влад и посоветовал поговорить с птицами.
— Если вы наберетесь терпения и подождете немного, то будете сыты, — сказала Римма голубям. — Он сейчас быстренько сбегает за булкой, но вам надо подождать.
Крупный голубь склонил голову набок, вслушиваясь в ее голос, затем заворковал, нахохлился и уселся поудобнее.
— Он все понял! — воскликнул Влад. — Я мигом! Ждите меня здесь!
Влад принес круглую белую булку, отдал Римме. Голуби заинтересованно посмотрели на нее. Римма покрошила булку и положила кусочек на поручни мостика. Голубь, осторожно взглянув на женщину, сделал несколько шажков перед, клюнул крошки. За ним сразу же прилетели на корм другие птицы и быстро начали клевать.
— А с руки? — Римма протянула руку, положив на ладонь крошки.
Самый смелый голубь подлетел, схватил кусочек булки и отлетел, чтобы его съесть. Она не убрала руку, и голубь осмелел. Он снова подлетел и уже удобно уселся у нее на руке и начал клевать. За ним прилетели еще несколько, они садились ей на руку уже без страха.
Влад смотрел со стороны, как светились глаза Риммы, а лицо женщины выражало нескрываемую радость и восторг.
— Они меня не боятся! — смеялась она. — Влад, смотрите, они мне поверили!
«Как и я верю каждому твоему слову», — подумал он.
— Похоже, что так! — улыбнулся он.
Она была в этот миг с голубями на руке такой опьяняюще женственной, наполненной радостью жизни, трогательной и красивой, что он залюбовался ею. Быстро покончив с булочкой, голуби увидели неподалеку мужчину, который тоже крошил хлеб для птиц. Они подлетели к нему, но как он ни пытался покормить их с рук, голуби не доверились ему.
— Римма, у вас чистая душа, — сказал Влад чуть позже и прочел удивление в ее взгляде.
— Вы так думаете? — медленно произнесла она. — Наверное, у того человека в душе чернота, которую не видят люди, но чувствуют животные и птицы. Знаете, есть такие люди, скучные, безликие, зубастые… Они рядом с нами и постепенно отравляют нам жизнь. Нам бы вовремя остановиться и задать себе вопрос: почему вокруг нас так темно? Почему свет так далеко? И почему случается так, что одни живут и светятся от счастья, а другие проживают единственную свою жизнь в полумраке? А ведь могло быть все иначе! Для этого нужно вовремя остановиться, оглянуться и понять, что пришло время уйти от таких людей.
— Или избавить их от себя?
— Это одно и то же. Нужно созреть изнутри, чтобы понять, что пришло время разойтись в разные стороны. Это страшно — порвать старые узы, разрушить замок, который строил много лет своими руками, но поможет осознание того, что не то строил и не с теми людьми.
— Тогда давайте уйдем от того человека, — указал он на мужчину, который кормил голубей.
— Маленький шаг, — согласилась она, — с него начинается большая дорога.
Влад пригласил Римму пообедать в близлежащем спокойном ресторанчике. Они поели, согрелись горячим чаем.
— Знаете, Влад, я как-то давно прочитала, что наибольшее количество губной помады используют женщины Арабских Эмиратов, — сказала Римма, когда провела взглядом блондинку с ярко накрашенными губами. — Долго не могла понять, зачем им помада под паранджой, если их губы никто не видит. И только сейчас осознала.
— Странно. Зачем же?
— Мы дома можем ходить без косметики на лице, иногда даже непричесанными, без маникюра, и, только идя в люди, красимся, а у них наоборот, потому что они это делают для себя! — сказала она, выделив слова «для себя».
Вечером Римма поговорила с детьми и мужем. Снова только пара заезженных фраз: «У нас все хорошо», «Как ты? Все нормально?», «Нет времени», «Поговорим потом».
