Я понимала, что он прав, но прозвучало это все равно до невозможности обидно. Я замолчала и уткнулась глазами в пол. Ушли мы почти сразу, Дитрих лишь выяснил пару вопросов, которые уж точно меня никак не касались.
— Линди, не дуйся, — сказал он мне после того, как мы вышли из кабинета. — Он прав. И сказал он не чтобы тебя обидеть, а потому что за тебя боится. Не надо лезть в это дело.
— Меня в него все равно уже затащили.
— А теперь ты пытаешься в нем увязнуть окончательно. Зачем?
— Потому что я не смогу нормально жить, пока все не выяснится, понимаешь?
— Нет. Полно нераскрытых преступлений. И если причина смерти Вернер так и останется неизвестной, ты будешь страдать всю жизнь?
— Как же не выяснится? А Кремер?
— Что Кремер? Ты можешь предположить, как он мог проникнуть в квартиру Эггера, чтобы подбросить книгу? С женой он не проходил.
— Ты же сам говорил, что Штефан мог забыть поставить защиту…
— А ты мне резонно ответила, что Эггер не из таких. У нас нет ничего против Кремера. Мы даже допросить его не можем. Иноре Эггер он не угрожал, лишь поделился предсказанием.
— Которое сам и воплощал в жизнь, — упрямо ответила я.
— Линди, пойдем пообедаем? — сменил он тему. — Пока у меня время есть.
— Нужно из офиса сегодня все забрать, — вспомнила я. — Я новому арендатору обещала.
— Шустро ты, — восхищенно сказал он. — Заберем. Можно часть бумаг после обеда ко мне в Сыск забрать, остальное — вечером.
Разговор про Кремера мы прекратили, но это не мешало мне про него думать. Теперь я была почти уверена, что мне не показалась попытка ментального влияния, просто она была слишком мягкой, пробной, возможно, Кремер хотел лишь подтолкнуть меня к нужному ему шагу. Вопрос — к какому? Что он хотел от меня? Что я могла сделать? Разве что повлиять на Штефана или на Дитриха? Но они оба не очень-то поддаются чужому влиянию, да и со Штефаном мне даже поговорить не удастся…
Не успели мы выйти из здания, как на нас опять налетела Эмили:
— Если его сегодня не выпустят, я напишу на вас заявление! Мне надоело, что вы ничего не делаете, а только шастаете туда-сюда.
— Инорита, если вы не прекратите нас преследовать, — холодно сказал Дитрих, — заявление на вас напишу уже я. Шантаж, знаете ли, уголовно наказуемое деяние.
— Что? — растерялась она.
— То, чем вы занимаетесь, называется шантажом, — любезно просветил ее Дитрих. — А за клевету тоже можно получить срок.
Он невозмутимо обогнул Эмили, держа меня за руку, и, казалось, сразу же забыл о ее существовании. Она ничего не сказала нам вслед, а если что и сделала, я не знаю — оборачиваться и смотреть я не стала. У меня были и другие заботы, кроме разборок с бывшей подругой.
Далеко от отделения мы не ушли, Дитрих привел меня в кафе на соседней улице, почти все столики в котором были заняты. Но были и свободные, даже можно было выбрать, сесть поближе к выходу, у окна или у стены. Пожалуй, у стены будет спокойнее.
— Где сядем? — спросил муж.
Но я не успела ему ответить. Взгляд зацепился за незнакомого инора. Зацепился, да так на нем и остановился. Слишком он был похож на Штефана, только лицо постарше и черты более резкие, ожесточенные. Даже не думая, что я делаю, я прошла и села напротив него. Он посмотрел на меня как на что-то досадное, мешающее и ненужное. Но главное, посмотрел, поэтому я сразу спросила:
— Фридрих Эггер?
Он молча кивнул. Интереса ко мне в его взгляде не прибавилось, скорее, увеличилось отчуждение. Но это меня не смутило:
— Вы сделали большую глупость, когда взяли на себя чужую вину.
— Линда, прекрати, — возмущенно сказал Дитрих.
— Нет, — упрямо сказала я. — Он должен понять, что, защищая Магдалену, он защитил совсем другого человека, из-за чего пострадал сам, пострадал Штефан и пострадала Магдалена.
— С чего вы решили, что я взял на себя чужую вину? — процедил Фридрих.
— Неважно, — отмахнулась я. — Магдалена этого не делала, понимаете? Результаты ее сканирования показали, что она никогда не имела дела с запрещенной магией. Никогда, понимаете? Вас ввели в заблуждение личиной.
— Серьезно? — Он желчно расхохотался. — Меня ввели в заблуждение личиной? Инорита, уверяю вас, там не было никаких личин, а все, кто там был, были собственной персоной. Даже если они потом лили слезы и говорили, что их там не было.
Это было почти признание. Но признание, оставляющее место для маневра. На что всегда можно было сказать: «Вы меня неправильно поняли. Разве я что-то говорил про Магдалену? Да ни полслова». И его глаза, больные глаза человека, который все так же любит того, кого не может простить.
— Ее там действительно не было. — Дитрих сел рядом со мной. — Это в нарушение правил, конечно, но я могу вам показать результаты ее сканирования. После подписи соответствующего соглашения, разумеется.
На лице Фридриха явственно проступило сомнение, но все же было видно, что он хочет отказаться и уйти. Я торопливо заговорила:
— Фридрих, ей очень плохо. Я не знаю, что там происходит и почему, но она почти не походит на живого человека. А вот на управляемую куклу — да.
— Но ментального влияния на нее не выявлено. — он скорее утверждал, чем спрашивал.
— Не выявлено, — согласился Дитрих. — Но выявлены странности, которые наши менталисты не могут объяснить.
— Возможно, есть методики закрытия части воспоминаний от сканирования, — почти равнодушно сказал он.
Внешне равнодушно. Но в глазах зажегся огонек надежды. Слабенький такой, который может очень легко погаснуть от некстати сказанного слова.
— Фридрих, если бы вы ее видели после сканирования, как я, вы бы поняли, что она закрыться ни от чего не смогла бы. Да у нее душа с трудом в теле удерживалась, на что все силы и уходили.
— Что? Что ты сказала? — Дитрих выглядел необычайно встревоженным.
— Было похоже, у нее все силы уходят, чтобы удержать в теле душу.
— Нам нужно срочно назад, к Карлу.
Он потащил меня на выход.
— Подождите, — нас догнал растерянный Фридрих. — Вы говорили, что покажете результат сканирования.
— Покажем, — жестко сказал Дитрих. — Эггер, вы идиот.
Как ни странно, Фридрих проглотил оскорбление и молча пошел с нами. Я недоумевала, что же такого сказала, что нам так срочно пришлось возвращаться в Сыск, но Дитрих не торопился мне ничего объяснять. Возможно, потому что с нами был брат Штефана, которого он попросил подождать, когда мы остановились перед дверью кабинета Карла.
— Быстро вы вернулись. — Хозяин кабинета поднял глаза на нас от бумаг. — Что-то случилось?
