– Тю! – удивился Савельев. – Я думал, наоборот, дожди помешают работать.
– Во время дождей меняется электризация атмосферы, пролёт элементарных частиц в этом статическом поле создаст треки, которые можно отследить.
– При чём тут элементарные частицы?
– Я имею в виду нейтрино и гравитоны. Их потоки будут уменьшаться при попадании в канал, соединивший браны.
– Но ведь для регистрации нейтрино нужны огромные подземные резервуары с раствором соли, а гравитоны вообще невозможно поймать, даже БАК
[5] их не видит, я читал.
Егор Левонович улыбнулся.
– Ты отстал от передового фронта науки, полковник. И нейтрино научились видеть без огромных резервуаров, и гравитоны поймали, хотя их можно засечь только по вторичным эффектам кварк-глюонных взаимодействий.
– Ладно, тебе виднее, не буду спорить. А ямки эти кто сделал?
– Ямки как раз подтверждают мою гипотезу. Помнишь, я сравнивал браны с бутербродами, намазанными мёдом? Что будет, если прижать бутерброды друг к другу слоем мёда, а потом начать разделять? Потянутся липкие медовые нити, какое-то время соединяющие бутерброды.
– Куда же они исчезли, эти нити?
– Процесс лишь напоминает прилипание кусков хлеба с мёдом. На самом деле он намного сложнее.
– Почему ты уверен, что одна липкая медовая нить сохранилась?
– Может быть, и не сохранилась. Но я верю своим расчётам и, – Егор Левонович посмотрел в глаза приятеля, – интуиции.
– Я могу чем-то помочь?
– Боюсь, что нет.
– В любой момент обращайся, особенно если заметишь что-нибудь необычное. Вам всем выдали рации, носи её всё время с собой.
– Зареву, как медведь, если увижу, – с улыбкой пообещал Карапетян.
– Не перепугай местных крокодилов, – пошутил Сергей Макарович.
К разговаривающим подошёл озабоченный Плащинин, одетый, как и все участники экспедиции, в походный костюм «Экватор», отблёскивающий перламутром.
– Ни черта здесь нет, господа-товарищи. Куча народу побывала, затоптала все следы.
– Искомые нами следы затоптать невозможно, – уверенно сказал Егор Левонович.
Глава 16
Сон и засада
Лес внезапно расступился, и он оказался на краю чёрно-бордовой холмистой пустыни, тянущейся до неблизкого размытого горизонта. Неизвестно, по какой причине пустыня имела такой цвет. Возможно, вся растительность на ней сгорела, возможно, она была сложена из пород красного, чёрного и серого цвета. Но смотреть на неё было страшновато и неприятно, как на незарубцевавшиеся раны на теле человека. Поражали масштабы этого природного катаклизма: сожжённая земля уходила вправо и влево до тусклой бесконечности, и точно так же пустыня простиралась вперёд на тысячи и тысячи километров, пока не превращалась в туманно-красную полосу.
И ещё одна деталь пейзажа тревожила душу: перед пустыней, как войско перед врагом, стояли три цепи «мангров», так же уходя шеренгами вправо и влево до предела видимости.
Внезапно пустыню потряс громовой удар!
На лес позади Максима покатился глухой подземный гул.
Порыв ветра сорвал с вершин чёрно-красных барханов потоки пыли и понёс на лес. Резко стемнело! Потоки пыли приобрели осмысленные формы жутких многоголовых монстров, драконов и змей. Одна из них обратила внимание на человека, метнулась к нему, и он проснулся, почувствовав, что кто-то гладит его по плечу.
Подхватился.
Вероника!
Рука отпустила винтовку.
– Что случилось?
– Вы застонали, – несмело проговорила девушка. – Плохой сон?
Он вспомнил багрово‐чёрную равнину, пыльные смерчи, покачал головой.
– Не могу сказать, что совсем уж плохой, скорее странный и с намёком.
– Погоня?
Он снова качнул головой, сделал глоток воды.
– Пустыня… но не такая, какие встречаются на Земле.
– А какая?
– Ты была в Каракумах?
– Не довелось, была на краю Сахары, в экспедиции.
– Каракумы переводятся как «чёрные пески», но они скорее тёмно-серые, а не чёрные, однако на юго-востоке пустыни действительно есть участки с чёрными барханами с оранжевыми проплешинами. Мне приснились именно чёрные барханы с красными верхушками, но это совсем не Каракумы.
– А что вы делали в Каракумах?
Максим подхватился на ноги.
– Участвовал в испытаниях «Ратников» нового поколения.
– Это оружие?
– Это спецкостюмы для диверсионных спецподразделений. В них встроены системы лазерной и наномаскировки, а сами они созданы из метаматериалов, использующих поляризационный эффект.
– У вас в ракете такой же?
– Нет, это стандартная экипировка американского спецназа, называется «Хамелеон», оборудованная пиксельной маскировкой. Нас снабдили ими на тот случай, если… – Он запнулся.
– Если вас возьмут в плен? – догадалась Вероника.
– Нас трудно взять в плен, – улыбнулся Максим. – Однако приходится учитывать случайные отклонения от плана операции и всякие форс-мажоры.
Он глянул на сумрачное небо, постепенно затягиваемое косами облаков в преддверии ночного дождя, начал собираться.
– Вы к ним? – кивнула девушка на верхнюю кромку леса, подразумевая боевиков СОА.
– Да, – коротко ответил он.
– Всё-таки разрешите мне пойти с вами.
– Во‐первых, давай на «ты».
– Х‐хорошо, я не возражаю.
– Во‐вторых, как бы ты ни была подготовлена, – он хмыкнул, – к соревнованиям по лыжам, этого маловато для тех мероприятий, которые необходимы в данной ситуации. Согласна?
– Ну… да…
– Мне придётся отвлекаться на твою защиту, а боевики не станут разбираться, кто к ним пришёл. Это настоящие головорезы, в психике которых нет жалости к поверженным врагам и даже просто к людям. Чёрные бандиты ничуть не лучше белых.
– Я понимаю.
– Вот и отлично.
– А в вашем спецназе служат женщины?
– Немало, особенно в системах обслуживания. Но есть и в активных подразделениях. Я вернусь часа через три, к рассвету. Если наши соратники проснутся, передай им мой приказ: никуда не отлучаться!
– Передам.
На этот раз Максим не стал идти в разведку налегке. Натянул «Хамелеон», показал Веронике, как работают системы маскировки: костюм мгновенно приобретал цвет объектов природы, создавая при этом хаотическую сетку пятен, делавшую бойца незаметным на расстоянии в десять-пятнадцать метров.
