Наскоро вымыв волосы, я откинула тяжелые мокрые пряди за спину и нерешительно подошла к ванне. Нога опустилась на ступеньку и я, жмурясь от предвкушения, ступила вперед, погружаясь в прохладную воду. Я не умела плавать, ведь в тот год, когда родилась, все реки и озера Элларии навсегда сковали цепи льда.
Неловко растопырила руки, пытаясь удержаться на поверхности, но тут же камнем пошла ко дну. Вынырнула и залилась смехом, попутно вытирая лицо ладонью, чтобы освободить глаза от прозрачной жидкости, насыщенной благовониями.
– Хочешь, я научу тебя?
Я вздрогнула и судорожно обернулась. На краю ванны стоял Кордан. Король развязал пояс длинной черной туники с запахом и небрежно бросил ее к своим ногам, после чего, совершенно обнаженный, спустился ко мне.
Я отпрянула в ужасе, но вода затрудняла движения, связывала тягучей массой, не давая возможности сбежать.
– Ваше величество, – промямлила я, руки метнулись к груди, защищаясь от пристального взора. – Прошу вас, негоже это. Прошу вас.
Всхлипнула и отвернулась, когда он приблизился почти вплотную и, разомкнув мои ладони, прильнул к груди, крепко обвив руками талию.
– Ты же сама хочешь этого, – горячее дыхание опаляло кожу, обугливая мою скромность, испепеляя стыд.
– Не хочу, – выдохнула я.
Блики от огней отразились в потемневших изумрудных глазах, на острых скулах выступили желваки, крупный рот дрогнул, и Кордан, уже не сдерживаясь, потянулся к моим устам, похищая поцелуй. Настойчивые пальцы приподняли подбородок, позволяя теплым губам еще сильнее впиваться в мои. Рот короля требовательно накрывал, терзал, даря мучительное наслаждение, а потом резко отпускал, становясь почти нежным, а через секунду вновь возобновлял пытку.
Я действительно обманывала, хотя даже самой себе никогда бы не посмела признаться, что меня тянет к этому мужчине. Влечет настолько сильно, что я, подобно горлице, стремлюсь в огненные объятия сокола, зная, что погибну, и все равно спешу обжечь крылья.
– Пожалуйста, – вновь взмолилась я, чувствуя, что с каждым мгновением решимость покидает меня, отдавая во власть пугающим чувствам.
– Девочка моя, ну что же ты противишься?
Сильные руки подхватили, подсаживая на бортик, пальцы сжали колени, с силой раздвигая их, чтобы прижаться еще крепче.
– Может, ты забыла, что проиграла мне? Я бы хотел взять свой выигрыш прямо сейчас.
– Я хотела спасти лошадь, – прошептала я, отдаваясь во власть умелых ласк. – А меня обвинили в измене и попытке убийства.
Король едва коснулся зубами моей шеи, но вместо того, чтобы провести языком по бархатистой коже, он впился зубами и слегка куснул, а затем отстранился.
– Я знаю, и больше этого не повторится, – жестко сказал он. – Никто не посмеет решиться на подобную дерзость. Кстати, ты переезжаешь на третий этаж, в более достойные покои.
– Меня прежняя комната полностью устраивает, – заявила я и растерянно опустила ресницы. – Меня… меня все презирают, я не хочу лишний раз мозолить людям глаза.
– С сегодняшнего дня твое положение во дворце изменилось, – проговорил Кордан, он разомкнул руки и, отвернувшись, направился к лесенке, чтобы выйти из ванны.
– Что это значит? – Я требовала ответа, хотя прекрасно знала его.
– Я дарую тебе статус, который не принадлежал ни одной женщине, с тех пор как скончался мой прадед.
– Любовницы? – почти выкрикнула я, окончательно опускаясь с блаженных небес на грешную, погрязшую в крови и похоти землю.
– Официальной фаворитки, – ухмыльнулся Кордан, поднимая с пола брошенную тунику. – И сегодня вечером я в первый раз намерен посетить тебя. Так что подготовься как следует.
Я не слышала, как захлопнулась дверь, лишь легкий сквозняк скользнул по озябшей коже, ледяной змеей проникая в опустошенное сердце.
Глава 10
– Это все ваши вещи? – Служанка вопросительно посмотрела на меня, показывая рукой на скромный сундучок, сиротливо стоявший у дверей.
Я коротко кивнула, молча наблюдая, как Джит дает указания лакею отнести дорожный сундук на третий этаж. Сама же я осталась стоять на месте, ноги будто приросли к полу, окаменели, не давая сделать шаг к дверям. Для меня этот переезд значил гораздо больше, чем простая смена комнаты. К горлу подкатывала тошнота, голова кружилась, я не удержалась, уселась прямо на затертый паркет и разрыдалась. Плечи подрагивали, рвущиеся из груди всхлипы душили. Я захлебывалась слезами, размазывая их рукавами платья по щекам.
Неожиданно теплая ладонь опустилась на плечо. Я подняла взгляд на Джит и моргнула, выпуская из глаз мутную соленую влагу.
– Ну-ну, хватит, будет вам, леди, не плачьте.
– Он… он… я не хочу туда идти, – шептала я. – Я думала: смогу, смирюсь, но сейчас поняла, что просто не выдержу.
– Такая наша доля женская, вытерпите, все терпят. А думаете, легко девушкам, которых замуж насильно выдают? Так же тоскливо и горько. Да, не по-людски, без венчания, но мужчина у вас будет молод и хорош собой. Это вначале кажется, что стыдно, а потом привыкнете. Я знаю, что говорю, такие, как вы, с виду хрупкие, тоненькие, словно прутик ивы, ветер гнет вас к земле, да не ломает.
Я заплакала еще сильнее, а служанка опустилась рядом со мной на колени и обняла. Я спрятала лицо на ее груди, зарываясь в добротную шерстяную ткань форменного платья, на котором проступали мокрые пятна. Сухая костлявая ладонь терпеливо гладила меня по волосам, тихий голос шептал слова успокоения. Так, возможно, поступила бы моя мать, если бы была рядом: приласкала, оберегла от всех невзгод. Но сейчас я одна, и нет рядом человека, способного защитить, указать правильный путь.
Наконец выплакав все свои обиды, покачиваясь, я поднялась на ноги.
– Жду вас наверху, миледи, – сказала Джит, вытирая передником мои слезы. – Не грустите, все будет хорошо.
– Да, сейчас поднимусь, – кивнула я.
– А эту шкатулку здесь оставите?
Я встрепенулась, увидев в руках служанки резную деревянную коробку.
– Совсем забыла о ней, – проговорила я. Первым моим порывом было бросить щедрое отцовское наследство, но я все же не нашла в себе силы отказаться от последней памяти. – Еще не решила.
– Тогда я поставлю на постель.
Джит вышла, а я подошла к шкатулке и распахнула ее. Ничего не изменилось, на черном бархате все так же сиротливо лежал высохший цветок. Я внимательно всмотрелась в потерявший краски, совершенно серый бутон, а в голове появилась неожиданная мысль.
А что, если я покажу его тому милому старичку из зимнего сада? Возможно, садовник прольет свет хотя бы на название цветка, и тогда мне станет более понятен смысл такого поступка отца. Если, конечно, в этом вообще есть смысл. Нет, отец не мог так жестоко посмеяться надо мной, он подарил мне Вейна, а если и не проявлял излишней щедрости, то никогда не отказывал в необходимых тратах. Я всегда была накормлена, одета и жила в тепле. Тут явно что-то не так.
