Чеслав достал из кармана носовой платок, вытер плевок, бросил платок на пол. Расстегнул кобуру, достал пистолет. Три выстрела снесли анархисту половину головы. Обезображенное тело повисло на ремне.
– Заменить! – рявкнул Корбут. – И – стул мне! Да… Шестеру принесите. Одна она и может меня успокоить.
Пока мертвеца вытаскивали из клетки и привязывали ремнем нового узника, ЧК сидел на стуле, разминал пальцами сигарету и поглаживал лежавшую у него на коленях шестиногую ласку-мутанта. Делал это осторожно. Зверек с белоснежной шерстью и умильной мордочкой обладал строптивым характером – постоянно норовил укусить хозяина за руку. При этом ласка испытывала непреодолимое влечение к братьям-мутантам: Шестера тоже нуждалась в перековке.
Наконец уколы были сделаны всем. Дежурный развязал ремни, и узники разошлись по углам клетки. Прошла минута, другая.
Первым зелье профессора Корбута подействовало на подопытного номер четыре. Он сидел в углу клетки, уронив голову на грудь. Теперь поднял ее и осмотрел товарищей налившимися кровью глазами. Грудь его заходила ходуном, мускулы на руках вздулись. Он пружинисто вскочил и бросился к ближайшему из соседей, но поскользнулся в луже крови и растянулся на полу. Этим сразу воспользовался номер два. Он прыгнул на упавшего и впился зубами ему в шею, с рычанием вырвал кусок плоти и тут же его проглотил. Поднял голову вверх и издал победный вой, в котором уже не было ничего человеческого. В игру вступил номер первый. Он схватил победителя за плечи, стащил с бившегося в предсмертных конвульсиях четвертого, и принялся молотить головой о пол. Затем подтащил к прутьям клетки и начал втискивать голову в ячейку. Она проскочила сразу после того, как с отвратительным хрустом лопнул череп. Голова высунулась на проход и бессильно повисла. Первый встал, зарычал и принялся молотить себя кулаками по груди совсем, как самец-горилла, победивший в брачных играх.
Вдоволь навопившись, он бросился на все еще сидевшего шестого и врезал ему ногой в подбородок. Шестой очнулся, но почему-то избрал объектом для нападения пятого. Через несколько секунд оба они катались по полу, осыпая друг друга градом ударов. Первый кружил вокруг дерущихся, пытаясь внести в драку свою лепту.
Еще через несколько секунд все смешалось. Разобраться в том, кто проигрывает, а кто побеждает, стало невозможно. Клубок человеческих тел катался по залитой кровью клетке. Рычание, визг, хруст ломающихся костей слились в общую песню смерти.
Корбут продолжал гладить ласку, с безучастным видом наблюдая за происходящим. Наконец клубок остановился. Расшвыряв в стороны мертвых и потерявших сознание противников, номер первый встал во весь рост. Серая роба узника Берилага насквозь пропиталась кровью. Победитель в упор смотрел на коменданта. Это стало для него роковой ошибкой – он не увидел, как поднялся четвертый. Кровь из рваной раны на шее уже не текла. Номер четыре подкрался к первому сзади, схватил его обеими руками за правую руку и… сломал о свое колено. Не делая перерыва, воткнул два растопыренных пальца первому в глаза. А когда тот взвыл от боли, стиснул его виски ладонями и одним резким движением свернул противнику шею.
– Браво! – ЧК улыбнулся, отпустил ласку, которая тут же скрылась в лабиринте клеток. – Отлично, номер четыре!
Аплодируя победителю, комендант подошел к клетке.
– Как тебя зовут?
– Не помню, – ровным, лишенным эмоций голосом произнес четвертый. – И не хочу этого знать.
– Будем называть тебя Четверкой. Шея болит?
– Нет. – Четверка коснулся пальцами дыры на шее. – Царапина. Я готов драться дальше. Готов убивать!
Это был крупный парень. Даже высохнув в щепку от скудного берилаговского пайка, он выглядел внушительно. Рост под два метра, широкоплечий, абсолютно лысый. С мощными, выпирающими надбровными дугами, из-под которых на окружающих смотрели равнодушные зеленые глаза, которые вкупе с тусклым светом ламп-груш вызывали странный эффект: казалось, что и кожа новорожденного убийцы имеет зеленый оттенок.
– Пока в этом нет необходимости, дорогуша. – ЧК обернулся к дежурному. – Привести его в порядок. Перевязать и… связать. Поместить в отдельную клетку, а не то он тут всех поубивает. Завтра я и Четверка отправимся на «Дзержинскую». Обед подадите мне в кабинет. Потом приведете ко мне карлика. Этого… Сопротивленца хренова. Гришку Носова. Трупы убрать на поверхность. Все вымыть так, чтоб мне не пришлось опять пересчитывать кому-то зубы.
Чеслав уже собирался уйти, но тут Четверка поднял испачканную по локоть в крови руку и указал на Шестеру, усевшуюся возле одной из клеток.
– Кто это?
– Животное, – удивился Корбут. – Моя ласка. Мутант.
– Ласка, – пробормотал Четверка почти с нежностью. – Ласка…
– Тебе-то что за дело? – произнес комендант с отчетливыми нотками ревности в голосе. – Заткнись!
Четверка еще раз посмотрел на Шестеру, сложил руки на груди и отвернулся.
Носова привели к ЧК с цепями на ногах и наручниками на запястьях. Странно и даже смешно выглядела эта масса железа на человеке, чей рост не превышал метр тридцать, и все же в Берилаге было именно так заведено – карлик принадлежал к числу тех, на кого «перековка» не действовала и менять правила из-за комплекции Григория Чеслав не собирался.
Комендант не сразу удосужился удостоить узника взглядом. Он сосредоточенно возился с трубками, шлагами и переходниками, пристраивая их к паяльной лампе. Когда систему удалось собрать, ЧК чиркнул спичкой и принялся рассматривать острый и тонкий язычок пламени на конце горелки.
– Понимаешь, Гриша. Вся фишка в том, что язык пламени должен быть тонким как жало. Ведь предназначается он для точных, деликатных работ.
При виде карлика ласка, прятавшаяся под столом, выбралась из своего укрытия, подбежала к Носову и принялась тереться об опутанные цепями ноги. Чеслав положил горелку на специальную подставку, злобно сверкнул глазами.
– Шестера, место!
Ласка с крайней неохотой забралась под стол, а Корбут поднес к лицу Григория найденную бумажку.
– Твоих рук дело?
– О чем вы, господин комендант? Я в первый раз вижу…
– Товарищ, Гриша. Товарищ я тебе. И по-товарищески советую рассказать о том, кто из наших охранников помогает вашему Сопротивлению. Даю слово коммуниста, что никто ничего не узнает, а с тебя снимут цепи.
– Я с удовольствием все рассказал бы. Цепи… Признаться, мне самому они порядком надоели. Но… Как я уже сказал, эти каракули вижу впервые.
– Еще бы, строптивый карлик! – Чеслав несколько раз качнул поршень насоса паяльной лампы. – Не ожидал услышать от тебя ничего другого!
Комендант снял с подставки горелку, приблизился к Носову, схватил карлика рукой за шею и придвинул голову Гриши вплотную к синему и острому, как игла, язычку огня.
– Видно, два глаза для тебя – роскошь. Будешь щеголять с одним.
