Евгений Петрович ждал от Макса одобрения, но вместо этого тот поморщился.
– Одни «г». И в итоге – полное «г», мой фюрер. Никакой фантазии. Слишком прямолинейно и грубо. Я, как вы знаете, человек творческий, поэтому осмелюсь предложить вам другие названия. Что, если эту станцию назвать в честь создателя «Происхождения видов»? «Дарвиновская». Красиво. И полностью отвечает вашим постулатам о чистоте расы. «Чеховская»… Почему бы нам не назвать ее в честь композитора Рихарда Вагнера? Будет очень поэтично. Ну и, наконец, «Пушкинская». Гитлер, как нам известно, недолюбливал основоположника веймарского классицизма, но мы-то с вами люди передовые, так пусть будет названа именем Фридриха Шиллера.
По лицу Евгения Петровича было видно, что о веймарском классицизме он имеет такое же представление, как об адронном коллайдере, однако фюрер улыбнулся.
– Блестяще, Максим Сергеевич. «Дарвиновская», «Вагнеровская», «Шиллеровская». Просто блестяще. Вы – прирожденный идеолог. Я хотел бы видеть вас в числе своих ближайших соратников. Пост гауляйтера гарантирую!
Евгений Петрович зажмурился, повторяя и смакуя предложенные Максом названия станций, поэтому не заметил взгляда Добровольского, наполненного презрением и ненавистью.
– С удовольствием бы. Но, как вы знаете, у меня уже есть работа. До встречи.
Макс встал. Кивнул Евгению Петровичу и направился к выходу. Прошел обратную обыску процедуру, получил оружие и вещи. На станции ничего не изменилось. Продолжал доноситься из громкоговорителя голос Евгения Петровича, вбивающего в головы своих штурмовиков азбучные истины человеконенавистничества, а громилы с бульдожьими подбородками продолжали одаривать Добровольского испепеляющими взглядами.
На блокпосту, через который Максим проходил час назад, сменился наряд. Новые часовые в отличие от предшественников были не прочь поразвлечься. Оказалось, что на цепи сидит вовсе не пес, а человек. Босой, полуголый старик горбун с ошейником на тонкой шее был предметом издевательств фашистов. Особенно старался приземистый, кряжистый детина с распухшей от хорошего питания красной, как помидор, рожей, никак не вязавшейся с теорией чистоты расы. Он молотил старика ногами настолько усердно, что вспотел и вынужден был снять черную гимнастерку. Из-под футболки с орлом высовывался волосатый живот, а широкие черные подтяжки с трудом удерживали готовые свалиться галифе.
Добровольский остановился.
– Мучаем недочеловека? Ну-ну.
– Чего?! – Громила оставил свою жертву в покое. – Чего пялишься? Проходишь – проходи. А то враз место нашего Цербера займешь!
– Цербер? Ну-ну, – задумчиво произнес Максим. – Вот уж не думал, что такой волосатый хрен знаком с греческой мифологией.
Фашист опешил. Его красная рожа поменяла цвет на пунцовый.
– Ты… Ты кого хреном назвал?!
Детина бросился к своему «калашу», который положил на бетонные блоки, но Добровольский оказался быстрее.
– Харам!
Блеснула катана. Перерезанные подтяжки больше не удерживали галифе. Они упали к ногам фашиста, открыв обзор на черные трусы-семейники.
– Бурум!
Дружки опозоренного громилы вскинули автоматы, но Макс, вернув катану в ножны, показал им свой пропуск.
– Смир-р-рно!
Часовые, включая бедолагу со спущенными галифе, вытянулись в струнку, а Макс парадным шагом прошел через блокпост и растворился в темноте туннеля.
Глава 20
Поединок
Берзин положил телефонную трубку на аппарат. Выражение его лица было бесстрастным, но в голове царил полный сумбур. Он никак не ожидал того, что Вездеход проникнет в Берилаг, да еще даст себя поймать. А Чеслав… Этот садист не смог даже как следует допросить карлика. Теперь ему, да и папаше, несдобровать, это уж точно. Субботин, хоть и дышит на ладан, но спуску им не даст. Решит, что Вездехода убрали намеренно, чтобы он унес с собой в могилу тайну гибели сына Матвея. Дело врачей принимало новый, непредвиденный оборот. Смерть карлика запустила в движение такие мощные механизмы, что они могли стереть в порошок кого угодно. Яков думал о том, как прежде всего обезопасить себя. Он вовремя убрался из Берилага, но ответственности за поступки ЧК это с него не снимает. Считать ли Чеслава и его драгоценного папеньку сыгранными картами?
Партийные интриги не были для Берзина в диковинку. И он решил поступить на этот раз так, как поступал всегда – не обнаруживать лояльности ни к одной из противоборствующих сторон. До тех пор, пока не станет ясна расстановка сил.
– Товарищ Берзин?
Яков обернулся. Племянник Субботина, двадцатипятилетний красавчик, статный, розовощекий Игорь Блюмкин в новеньком комбинезоне, с противогазной сумкой на боку и автоматом на плече нетерпеливо переминался с ноги на ногу у двери. Он никак не мог свыкнуться с новой ролью начальника и не знал, как разговаривать с живой легендой разведки.
– Слушаю, товарищ Блюмкин…
– К выезду на «Полежаевскую» все готово.
– «Полежаевская»? Ах да, «Полежаевская»… Все отменяется, Игорь. Объект мертв. Я только что получил телефонограмму из Берилага.
– Как?!
– В этом нам и предстоит разобраться, – вздохнул Яков. – Вездеход проник на территорию концентрационного лагеря и… Я думаю, твоему дяде пока нечего докладывать.
– Если вы так считаете, – пожал плечами Блюмкин. – Что ж, так и поступим. Когда же все прояснится…
– Да. Когда все прояснится, ты подготовишь обстоятельный доклад для товарища Субботина. А пока… Участники нашей засады станут следственной группой. Выезжаем в Берилаг!
Чеслав вышел встречать гостей лично сразу после того, как об их прибытии сообщили по телефону. Он был немного удивлен тем, что вместе с Берзиным приехали еще пять человек, которые, судя по хитрющим рожам, имели прямое отношение к разведке. После того как Яков представил ЧК Блюмкину, комендант нахмурился и, пожимая руку Игорю, едва не раздавил ее.
– Какими ветрами, товарищи?
– Мы за Вездеходом. – Берзин решил не играть в кошки-мышки и сразу раскрыть карты. – На «Дзержинской» известно, что тебе удалось захватить его в плен.
ЧК указал гостям на свой кабинет.
– Проходите, не здесь же нам разговаривать.
Пока гости осваивались в кабинете и рассматривали коллекцию уродов, собранную Чеславом, тот получил возможность обдумать, что следует говорить и о чем нужно умолчать.
Уверенный тон Якова давал понять: врать, что никакого Вездехода не было и в помине, смысла не имело.
– Да. Вездеход действительно проник на территорию моего режимного объекта и был схвачен охраной. К сожалению, мои люди перестарались – карлик не выдержал побоев и умер.
– Где труп? – воскликнул Блюмкин. – Я должен лично убедиться в том, что Вездеход мертв!
