Я слушала его, не веря своим ушам.
– Я не могу, – сказала я.
– Я не хочу слушать никаких возражений. Вам нельзя оставаться в трауре.
– В Англии… – начала я, – мы всегда…
– Вы сейчас не в Англии.
– Но и здесь тоже, – возразила я.
– Я еще раз повторяю вам: я желаю, чтобы вы вместе со мной присутствовали на ужине. Не должно быть никакого намека на траур. Понятно вам?
В этот момент вошли Бетти Селбурн и Анна Трелони. Я поняла, что муж заранее послал за ними.
– Принцесса должна быть готова через час, – сказал он. – Принесите ее самое роскошное платье.
Он вышел.
– Но ведь сегодня же памятный день, – сказала Бетти.
Анна взглянула на меня вопросительно.
– Что угодно вашему высочеству? – спросила она.
Несколько мгновений я колебалась. Потом я сказала:
– Принесите платье и помогите мне одеться.
Я видела, что Анна рассержена, а Бетти уже думала, как она напишет об этом домой. Скоро там узнают, что меня вынудили пренебречь днем памяти моего деда.
Я чувствовала какое-то оцепенение, пока они помогали мне одеваться, но, когда принц явился, чтобы отправиться со мной в Гаагу, я была готова.
Я хорошо помню, как я сидела за столом и передо мной менялись блюда. Я не могла проглотить ни куска. Меня душила скорбь… скорбь по моему деду, убитому с такой жестокостью, и… и обида на мужа, который обходится со мной как с рабыней.
Я презирала себя и ненавидела Уильяма. Я знала, что было у него на уме. Он хотел показать всем, что я полностью подчинена ему и всегда и во всем буду покорно исполнять его волю. Уильям был устремлен в будущее.
Я долго не могла простить ему этого.
Мне следовало быть благодарной судьбе за возможность вести уединенную жизнь. Я научилась видеть то, что ранее было от меня скрыто, стала лучше понимать себя и других.
У меня вошло в привычку рано удаляться в мои собственные покои, где я могла подолгу молиться или читать духовные книги, которыми меня снабжал доктор Ковелл. Как и доктор Кен, он был против того, чтобы я обратилась к более пуританскому голландскому протестантству, которое, по их мнению, мне старался навязать Вильгельм.
Однажды вечером, когда я сидела за книгой, вошла Анна Трелони и сказала мне, что прибыл курьер от мужа, настаивающий на немедленной встрече со мной.
Его привели ко мне.
– Герцог Монмутский, – сказал он, – находится во дворце в Гааге. Принц просит, чтобы вы немедленно отправлялись туда.
– Я увижусь с ним утром, – сказала я. – Я собираюсь ложиться спать.
– Ваше высочество, но принц сказал, что я не должен возвращаться без вас. Он желает, чтобы вы надели парадный туалет и явились к нему во дворец.
Я вспомнила тот, другой случай, когда мне пришлось снять траур по приказанию мужа.
Отказаться сейчас? Но я не могла. Я не смела. Что бы он сделал, если бы я отказалась? Привез бы он Джемми сюда? Приехал бы он сам? Мне очень хотелось увидеть Джемми.
Я колебалась недолго. Я велела посланному подождать внизу и сказала, что скоро буду готова.
Когда мы прибыли, я застала Джемми с Уильямом. Как чудесно было вновь встретить его! Мы оба забыли про все церемонии. Мы расцеловались, и он крепко сжал меня в объятьях.
– Моя маленькая кузина, – сказал он. – Какая радость снова видеть вас!
– Джемми, – бормотала я, – милый Джемми.
– Дайте мне взглянуть на вас. Да вы стали настоящей красавицей. Вы должны гордиться ею, Уильям.
Уильям не ответил, а я даже не взглянула в его сторону.
– О, Джемми!.. – начала я.
Он сжал мне руку.
– У нас будут тысячи возможностей поговорить.
Мы ужинали вместе. Уильям был очень любезен с Джеймсом. Он редко бывал так любезен с кем бы то ни было, и меня это удивляло, поскольку оба они были претендентами на один и тот же трон. Джемми был так хорош собой, так обворожителен. Он умел привлекать сердца, и у него, наверно, было много сторонников. Он был надеждой протестантов – или, по крайней мере, – одной из надежд. Удастся ли ему избавиться от клейма незаконнорожденности?
Дружелюбие Уильяма должно было быть вызвано какими-то тайными причинами, но тогда мне не хотелось об этом думать. С меня было уже довольно и того, что Джемми был со мной.
Уильям настаивал, чтобы Джемми на время своего визита занял апартаменты, достойные герцога Монмутского, и предложил дворец принца Мориса.
Глаза Джемми блестели от удовольствия. Я знала, что больше всего он бывал доволен, когда с ним обращались с почтением, подобающим его рангу.
– Дайте мне знать, какая прислуга вам понадобится, – сказал Уильям, – и я об этом позабочусь.
Джемми удостоился особого внимания. Уильям слушал его вежливо и поощрял его к разговору – в чем, впрочем, не было особой надобности.
Мне пришло в голову, что Джемми должен быть очень осторожен, если он намерен соперничать с Уильямом.
Это был приятный вечер – может быть, самый приятный с моего приезда в Голландию. Даже со мной Уильям обходился с милостивым вниманием. Мне было весело, но в этом веселье был и оттенок печали. Приезд Джемми мучительно напомнил мне родину.
* * *
Последующие несколько дней были самыми отрадными в моей жизни. Я должна была появляться повсюду с Уильямом и Монмутом. Со мной обращались учтиво; народ приветствовал меня, как мне казалось, даже с более теплым чувством, чем Уильяма. Он это, несомненно, замечал, но ничем не обнаруживал своего неудовольствия. Может быть, до людей доходили слухи о том, как он обращался со мной, и они хотели выказать мне сочувствие. Я невольно была довольна и польщена этим.
Джеймс был в восторге. Народ его приветствовал, и он буквально расцветал от такого приема. Бедный Джемми, всю свою жизнь он старался заставить всех забыть о позоре своего рождения.
Он быстро приобрел популярность, тем более что при каждом удобном случае подчеркнуто высказывал свою приверженность протестантизму.
Я была рада, что он понравился голландцам. Я сама с нетерпением ожидала всякой возможности побыть с ним. Он всегда был так нежен и внимателен ко мне, что я начинала думать – уж не влюбился ли он в меня?
Это была нелепая мысль, но я истосковалась по ласке. Ведь я была еще молода, сентиментальна и неопытна.
Мне было известно, что у Джемми была наследственная слабость, как и у короля и у моего отца. Одной из их главных целей в жизни было наслаждаться обществом красивых женщин. Леди Генриетта Вентворт прибыла в Гаагу и, к общему изумлению, была принята всеми, даже Уильямом, как будто она была герцогиней Монмутской. Леди Генриетта была давней любовницей Джемми. Герцогиня, его жена, осталась в Англии. Их брак не был счастливым. Для него это был очень выгодный союз, но, получив ее титулы и состояние, он, как и многие мужья, забыл об их источнике.
