С тех пор мы в актовом зале не собирались. Когда очередной «Эль Ниньо» разнес в клочья прибрежные города, вынудив уцелевших лосанджелесцев эвакуироваться в Долину, школа практически завязала со спортом и самодеятельностью. Были дела поважнее – например, выживание и приток новых учеников из Вест-Сайда.
В щелку мне видно, как рассаживаются по местам учителя и мои одноклассники. На всех четырех стенах развернуты гигантские проекторные экраны.
– Предупреждаю, меня может стошнить, – говорю я телохранителю Томпсону. – Зачем вообще устраивать весь этот цирк?
– Думаю, миссия «Европа» сейчас единственное, что может как-то занять людей, – отвечает он. – Чем больше общественность заинтересована, тем больше средств вытрясут из Конгресса космические агентства.
Он подмигивает, думая меня успокоить, но мне становится еще хуже. Вот что значит быть ботаном-отличницей: не разделяю я надежд человечества на эту миссию, хоть убей. У меня есть целый список того, что может пойти – и определенно пойдет – не так, как задумано.
А вот и мордашка, которая мне дороже всего на свете: мой братик Сэм сидит с родителями в первом ряду, чувствуя себя, как видно, очень неловко. Сердце сжимает новая боль.
Он на два года младше меня, но я смотрю на него, как в зеркало. У нас те же темные волосы, оливковая кожа, персидские глаза и ямочки на щеках от улыбки – теперь-то мы, конечно, улыбаемся редко. Как только он родился, мы стали сиамскими близнецами, а сейчас вот нас разделяют. Слезы подступают к глазам, но тут по авансцене цокают каблуки, и в зале становится тихо.
– Думаю, вы догадываетесь, зачем вас сегодня собрали здесь, – слышится голос Андерсон. – Вы угадали правильно: мы счастливы сообщить, что в школе Бербанка имеется собственный финалист, один из двух, отобранных в Соединенных Штатах: мисс Наоми Ардалан!
Занавес открывается, показывая меня, моргающую в луче прожектора. Под вспышки камер, аплодисменты, изумленные возгласы я смотрю на брата, пытаясь передать ему сообщение. Извини, Сэм. Я должна была придумать, как тебя вылечить – кто же знал, что меня заберут. Жаль, что так получилось, но это еще не конец.
– Это еще не все! – октавой выше информирует Андерсон. – Двадцать три других подростка по всему миру получили сегодня такое же извещение. Благодаря суперкомпьютеру НАСА «Плеяды» все финалисты прямо сейчас смогут познакомиться друг с другом и с вами!
Слышатся статические разряды, и на темных видеоэкранах вспыхивают краски – и лица.
Я, чуть дыша, рассматриваю незнакомцев, которые скоро станут для меня новой, принудительной семьей. Андерсон и Льюис поочередно называют их имена и страны – прямо Олимпиада, а не насильственный призыв в астронавты.
Все финалисты примерно моего возраста, но на этом сходство кончается. У нас разный цвет кожи и глаз, разные волосы, разное сложение. Некоторые, я вижу, сдерживают слезы или откровенно паникуют, вроде меня, остальные – их большинство – улыбаются и машут руками. Кто из нас окажется прав?
– И последний по списку, но не по значению – Леонардо Даниэли из Рима!
Я оборачиваюсь к экрану у меня за спиной. Парень с золотисто-каштановой шевелюрой и яркими голубыми глазами улыбается так, что во мне все надламывается. Знал бы ты, во что мы влипли. Мы не победители, мы покойники.
Пользуясь тем, что стою спиной к залу, я закрываю лицо руками, и слезы наконец проливаются. Мне надо всего двадцать секунд, чтобы выплакаться, – научилась, когда Сэм заболел. Я всегда веселила его, подбадривала, ни разу не показала, как боюсь за него. Но иногда, когда его подключали к машинам, когда через больничные мониторы слышалось неровное биение его сердца, я отворачивалась и давала волю своему горю, своей злобе на весь белый свет. Всего на двадцать секунд, чтобы Сэм не заметил, – вот и пригодилось теперь. Я успокаиваюсь и с изумлением встречаю добрый взгляд итальянского финалиста. Он прикладывает ладонь к экрану, и я читаю у него по губам «привет».
Я поднимаю руку, отвечая ему, и забываю, где я и что со мной происходит. Всего на миг, потому что доктор Андерсон продолжает:
– Вы все проведете уик-энд со своими семьями, а в понедельник утром отправитесь чартерными рейсами в Хьюстон, в Космический центр имени Линдона Джонсона. Там через месяц будет отобрана команда из шести человек…
Я отворачиваюсь от итальянца и перевожу взгляд на брата. Он сидит, как на похоронах – глаза потуплены, кулак прижат к сердцу. Но я еще жива и не хочу, чтобы мой брат горевал один. Я потихоньку отхожу назад и бегу со сцены…
Охранник тут же ловит меня, ну и пусть. Эта миллисекунда свободы мне кое о чем напомнила. От призыва не увернешься, это факт, но, если вести себя правильно, меня еще могут отсеять. Главное – сосредоточиться на этом так, чтобы ничто не отвлекало. Ничто и никто.
Пусть другие становятся героями, пионерами космоса. У меня и дома предостаточно дел.
Глава третья
ЛЕО
Экраны гаснут, и я будто просыпаюсь – но лица, которых больше не видно, все еще держат меня в своей власти. Эти двадцать три человека, о чьем существовании я не ведал, чьи пути никогда не должны были пересечься с моим, скоро станут всем моим миром. И если мне посчастливится пройти финальный отбор, пятеро из них будут связаны со мной на всю жизнь. От этой мысли я покрываюсь мурашками, и мне не терпится узнать все досконально об этих двух дюжинах. Я пытаюсь вспомнить, как они выглядят, но мне запомнились только двое: девочка с карими глазами, такая грустная в момент нашего торжества, и светловолосый парень, который подпрыгивал и вопил на радостях.
Премьер-министр Винсенти входит в комнату, где поместил меня доктор Шредер.
– Охрана сдерживает публику, но люди хотят взглянуть на тебя еще разок, Лео. Может, выйдешь к ним, улыбнешься на камеру?
Я, кажется, недопонял что-то.
– Так они ж меня знают. Тыщу раз видели на passerelle.
– То было раньше. Теперь ты не просто их сосед и знакомый, ты живая легенда.
Через закрытую дверь слышится рефрен:
– Leo, Leo, Vogliamo Leo! Italiani Fiero di Leo!
[2]
Эмоции распирают грудь. Неужто это меня приветствуют – меня, который чуть было не утопился сегодня? Ну что ж, «чуть-чуть» не считается. Раз мне дали второй шанс, надо сделать все, чтобы они гордились мной не напрасно.
– Да, – говорю я. – Пойдемте.
Приставленный ко мне охранник сопровождает нас по мраморному коридору на шум голосов. Смотрит он при этом на меня, а не на премьера – нашли тоже ВИП-персону!
Мы возвращаемся в Неоготический зал, где народу теперь вдвое больше – все впритирку стоят. При виде нас рефрен переходит в рев:
– Leo, Leo, Vogliamo Leo!
