Прости, Чи… Прости меня… Если сможешь… Но у меня просто нет выбора.
И я поспешила дальше, разливая спиртное всем, кроме беременных, и на порядок меньше тем, кто был стар. А вот Адзауро-старшему щедро налила полный бокал, и мстительно добавила скополамин. Мстительно, но незаметно – это я чай хреново разливаю, а вот яды очень даже грациозно, ловко и незаметно.
Разлив спиртного занял время. Если бы разливали две гейши, получилось бы быстрее, конечно, а так наливала я, и до тех пор, пока первый бочонок не закончился, слуга терпеливо ходил за мной со вторым.
Наконец, этот кошмар закончился.
Я поклонилась всем, после чего заняла свое место возле императора, и мы все одновременно взяли бокалы.
Тост должен был произносить император, и тост должен был быть адресован Юмичи, которого как раз ввели в залу, но сегодня все шло не по плану:
– За прекрасный цветок, который расцветет не в доме Адзауро, – произнес император Изаму, выразительно глядя на меня.
Тост за гранью разумного.
Император выпил все до дна, все остальные были вынуждены последовать его примеру, Чи сидел бледный, на его висках отчетливо проступили бисеринки пота и… он не притронулся к бокалу, но кто мог винить его за это? Жест отчаяния жениха, уже потерявшего невесту – на Акиро даже императрица не бросила осуждающего взгляда. На него сейчас вообще все старались не смотреть, и… оно и к лучшему – хлордиазепоксид уже начал действовать, но мне казалось, это был не он. Это было что-то внутри Чи… что-то, что сейчас разлеталось на черепки и осколки, которые уже никогда не собрать… И все что мне сейчас хотелось, это подойти, обнять, прикоснуться к его губам своим дыханием, сделать хоть что-то… но я заставила себя онеметь, отрезать все чувства, не замечать, не видеть того, как ты мучительно гибнешь, навсегда теряя свою человеческую суть…
Прости меня… но мы оба знаем, что ты никогда не простишь.
И я, смущенно улыбаясь императору, делаю глоток, только глоток.
– Выпей до дна, маари, – мягко, но непреклонно приказал император.
Был ли у меня выбор?
Уже давно нет.
Зато теперь диапазон для нестандартных действий расширился! Когда влюбленная дурочка еще и напивается, это же окончательно спятившая дурочка, разве нет?!
– Ик, – выдала я, допив адское поило до конца, и отрешенно рассуждая на тему, сколько же здесь градусов.
Выходило, что изрядно. Более чем изрядно.
Между тем уже слуги вновь наполнили всем бокалы, и на этот раз на порядок быстрее, но… мне не понравилось то, что император подал слуге знак налить мне больше. А, впрочем, мне тут уже ничего не нравилось.
Следующий тост произносила императрица. Почти безжизненная императрица, практически безжизненным голосом. Она поздравила бледного стоящего на возвышении Юмичи, и сообщила, что с таким лицом он, вероятно, испугал даже повитух, при своем рождении, и собственно она, императрица, дарит уроду сумму, достаточную для того, чтобы перестать быть уродом хоть немного.
Я искренне пожалела, что налила ей немного. Сука безжалостная – ребенок после ее слов чуть не плакал.
Но его персональный ад только начинался. Далее следовал тост Адзауро-старшего… и старик не сдерживался в словах, он сообщил, что Юмичи всегда был уродом, и что деду приходилось сдерживаться от желания постоянно отворачиваться, только бы не видеть его уродливое лицо…
А я смотрела на Юмичи, не выпив ни за тост императрицы, ни за тост старшего господина, видела, как в его глазах блестят слезы, и… видела в нем себя.
«Кессади-уродина»…
«Кессади-страшила»…
«Кессади, на тебя смотреть противно, кажется, что сейчас блеванешь» …
– Маари, – император крайне интимно положил свою ладонь поверх моей, невольно сжавшейся в кулак едва над ребенком начали измываться, – я вижу, о некоторых традициях Ятори вы не осведомлены.
Внезапно поняла, что сама чуть не плачу, и мои эмоции не остались незамеченными – ведь после слов императора на меня посмотрели все! Все кроме Чи – у него просто не было такой возможности.
– Для меня это дикость, – прошептала я, тяжело дыша, и словно едва сдерживаясь от рыданий, – я… я подготовила другой подарок.
– Правда? – участливо спросил император, взяв мою руку, и демонстративно, не скрываясь и даже не пытаясь это скрыть, начал поглаживать тыльную сторону ладони… безумно интимный жест, особенно для детского праздника.
Но , ко всем гребанным дерсенгам, я должна была играть свою роль, и играть до конца… Вот только вдруг подумала – а стоит ли?
И я, посмотрев на императора огромными умоляющими глазами, попросила:
– Можно, я подарю его сейчас?
Император покровительственно улыбнулся и произнес низким, вибрирующим, заставляющим что-то внутри сжиматься голосом:
– Сегодня все будет так, как ты пожелаешь.
Хотелось усмехнуться той горькой усмешкой, за которой я обычно прятала отчаяние, но кроткий полный благодарности взгляд, и я поднялась, ощущая, как пристально следят за каждым моим жестом присутствующие.
По большому счету мне было плевать на присутствующих людей и их мнение. По факту мне и должно было на них плевать… но к своему огромному сожалению, здесь присутствовал тот, чьи эмоции я ощущала даже не взирая на казалось навеки прилипшую к его лицу маску абсолютного равнодушия. А главной эмоцией Адзауро-младшего стала ненависть. Он не сразу осознал, что именно я вколола ему, но сейчас…я ощущала его взгляд, я ощущала его ненависть, я вдруг отчетливо поняла, что покину дворец не утром, а сразу после того, как все это закончится, потому что иначе…
Мне было даже страшно подумать о том, что это «иначе» может воплотиться в реальность. Монстр рвал цепи, у меня оставалось не так много времени.
А потому – волевое усилие, одно из многих, что мне приходилось совершать в жизни и я превращаюсь в праздник! Яркий, сияющий наивностью и чистотой лучезарный праздник! Праздник, который в последний раз вопросительно глянул на императора незамутненными голубыми как весеннее небо глазами и получил кивок, окончательно подтверждающий, что да, мне теперь можно.
Мне все можно.
И захлопав в ладоши, я воскликнула:
– С днем рождения, самый лучший, самый красивый, самый идеальный Юмичи!
И сверху, почти с потолка, на обалдевшего впавшего в ступор и не ожидавшего подобного ребенка, хлынула лавина почти всех тех подарков, что мы с Чи накупили сегодня! Двери раскрылись и слуги внесли те подарки, которым падение бы повредило. И засыпанный плюшевыми игрушками Юмичи, не верящим взглядом взирал на всю эту гору подарков, а потом перевел потрясенный взгляд на меня.
Я улыбнулась ему, чувствуя, как глаза наполняются слезами, но плакать… я не имела права.
