Аделина чуть тряхнула головой и продолжила:
– Кстати, мы тут с Кэти решили завтра после обеда съездить в деревню. Она мне сказала, что…
Ее слова прервал ужасный треск. Все вокруг заскрипело. Шале начало трясти.
– Что происходит?
Кэти скрючилась на диване и испуганно смотрела на потолок.
– Красный дуб, – прошептал Дофр.
– Красный дуб?
– Боюсь, завтра вы никуда не поедете, – ответил Артур и кивнул на окно.
Кэти неуверенно подошла к стеклу:
– Как неудачно! Снег пошел…
Когда она отвернулась от окна, то заметила, что Дофр разглядывает ее с ног до головы. Ей стало неловко, и она перевела взгляд на дерево. Израненное, трехсотлетнее…
– Артур, а это дерево… Почему оно здесь? – спросила она. – Вы говорили, что дата, там, у потолка, октябрь 1703, она…
– Пойдем спать, Аделина, – перебил ее Дофр.
Аделина обомлела:
– Но мы же не бросим вечером Кэти тут одну!
– Не торгуйся, пожалуйста! Давай, за мной!
Аделина подложила два толстых полена в камин, извинилась перед Кэти и исчезла с виноватым видом.
Кэти смотрела, как их силуэты растворяются в темноте коридора – сначала Аделины, потом его. Все-таки нахал этот Дофр. Что это он заторопился? Желание накатило? Интересно, что он будет с ней делать…
Молодая женщина немного посидела одна, размышляя. В гостиную долетали только приглушенные звуки квартета Шуберта «Девушка и смерть». Под крышей выл ветер.
Кэти обошла дерево, не осмеливаясь приблизиться к нему, чтобы получше рассмотреть. В языках пламени на стенах плясали тени… Тени рук на стенах… Как будто десятки, сотни рук пытались за что-то ухватиться. Все вокруг закружилось. Пол, балки, потолок. Кэти сгребла в охапку свой халат и выскочила в коридор. Треск досок. Длинный пурпурный ковер. Лаборатория с ее тошнотворным запахом. Давид, скрючившийся над пишущей машинкой.
Она прижалась к мужу, сердце у нее выскакивало из груди.
– Ты меня напугала! – вскрикнул Давид, делая потише звук. – Но… тебе что, холодно? Ты вся дрожишь.
Она стала лепетать:
– Я… как это… Аделина говорила… говорила с Артуром о том, что мы завтра поедем в деревню. И тут дуб… Из-за дуба все вокруг затрещало, просто затрещало, и всё! Как будто стены вот-вот развалятся! Только не говори, что ничего не слышал!
– Ничего…
Кэти запустила руку в светлую шевелюру. Она дрожала всем телом.
– И сразу пошел снег, а до этого весь день стояла отличная погода!
Давид поднялся и прижался лбом к стеклу. Непроглядная ночь.
– Снег идет, говоришь? Это было бы странно, на градуснике минус восемь. И… ни одной снежинки не вижу.
Она прижалась к нему:
– А как же…
– Ветер, скорее всего. Порыв ветра, стены задрожали, и с веток снега надуло.
Она сделала шаг назад и тряхнула головой:
– Нет! Треск как будто изнутри дерева шел! Аделина с Артуром его тоже слышали! Ты же видел его ствол! Шишки всякие! Как будто чьи-то лица!
– Да ты о чем?
– Слушай! Ты вообще ничего не боишься?
Давид вздохнул:
– От тебя водкой несет. Вы выпили немного… Ты придумала себе, что…
– А от тебя виски! Ничего я себе не придумала, черт! Дофр! Он… странно себя повел! Ты бы видел, как он смотрел! Трогал предметы всякие, сначала меня взглядом пожирал, потом Аделину. А еще в окно смотрел, как будто… Как будто там кто-то был! – Она уперлась подбородком в кулаки. – А еще рассказывал про Палача и это перо Маат… он точно хотел меня напугать!
Давид нахмурился:
– Перо Маат? Перо грехов и лжи?
– Да!
– Главное – не поддавайся на его провокации. Мне кажется, у него талант водить людей за нос.
Она подошла к аптечке и начала в ней рыться.
– Там только успокоительное для животных и валиум, – сказал Давид. – Тебе не подойдет… С ума сойти, ты теперь при малейшей проблеме за лекарства хватаешься.
– Зачем им тут валиум в жидком виде? Это явно не для животных.
Она вернулась к Давиду и снова обняла его:
– Пойдем? Спать ляжем. Мне тебя не хватает.
Он покачал головой:
– Слушай. На меня вдохновение нашло. Помнишь, про то, как жертве удалось бежать? Скоро уже. Я двенадцать страниц написал!
– Вот и достаточно! Можешь завтра утром десять страниц ему дать почитать. Еще и с запасом! Я тебя весь день не видела… И Клара тоже! Ты обещал!
Зазвучало начало первой части квартета «Девушка и смерть».
– Ну да, но сегодня вечером само пишется! Не знаю прямо, чудеса какие-то! Место тут такое – атмосферное! Артур был прав, я…
– Черт, да раскрой уже глаза! Ты что, не видишь, я тебя уже не первый месяц жду!
Она орала, музыка гремела.
В эту ночь, прижимаясь к Давиду, Кэти ужасно страдала физически. Сильное кровотечение не прекращалось, несмотря на экзацил; мышцы живота болели, шейка матки была открыта. Еще неделя таких страданий. Если через неделю кровотечение не прекратится, нужно будет идти к врачу. Что в данной ситуации не представлялось возможным.
Кэти просыпалась несколько раз за ночь, ее преследовало пережитое за день. Черный дрозд у шале, беззвучно щелкающий клювом. Ряды елей. Лица, застывшие в коре дуба. И еще это перо, о котором говорил Дофр.
Инструмент Палача, наказывающий за ложь.
За ее ложь.
Давид же уснул с мыслью о цифрах, вытатуированных на голове детей, которых пощадил Палач. 101703… 101005… 98784… 98101… 98067… 97878… 97656… Он часами, днями пытался понять, что они значат… За двадцать семь лет никому не удалось хоть как-то связать эти цифры между собой.
Может быть, разгадка была у него в руках, затерянная где-то на страницах толстой папки…
13
– А-а-а!
Кэти сделала шаг назад и чуть не упала в снег вместе с Кларой, которая висела у нее за спиной в переноске-кенгурушке. Аделина вовремя ее поддержала.
– Эй, девчонки! Что случилось?
– Там… там лежит!
Перед поленницей, откуда доносилось жужжание генератора, на циновке лежали два мертвых кролика. Их глаза и кожу удалили с хирургической точностью, оставив лишь окровавленные тушки.
– Ух ты! Отгуляли свое! – воскликнула Аделина, склонившись над зверьками. – Вокруг шеи четкий след. Видимо, они угодили в веревочную ловушку-петлю, какие раньше использовали.
