Давид обнял Кэти за плечи и начал трясти:
– Не может быть… Не верю! Но… Почему ты это сделала? Зачем?
– Да… ви… Я…
– К сожалению, это еще не все, – добавил Артур, раскрывая ладонь.
Давид нахмурился:
– Что это?
– Я так и думал… Ты был не в курсе… Вот почему она хотела со всем этим покончить.
Кэти попыталась схватить мужа за щиколотку:
– Не… слушай… врут…
– У вашей супруги есть кровотечение? – задала вопрос Эмма. – Она говорит, что у нее сейчас месячные?
Давид закрыл глаза, положив руку на лоб:
– Что происходит?
– Экзацил прописывают в случаях вагинального кровотечения, – объяснил Артур, казалось, он впитывал каждую каплю причиняемого им страдания.
Он чуть помедлил, жестоко растягивая паузу, потом добавил:
– Его часто назначают после тяжело прошедшей беременности или аборта.
– А… аборта?
– Аборта… Давид, твоя жена сделала аборт накануне вашего сюда приезда.
– Да вы бредите!
Аделина стояла чуть позади, рядом с дверью в свою комнату. Аборт… Вот и тайна… Тайна, которая мучила Кэти… Вот, значит, что… Она прислонилась к стене.
Зачем они это делали? Зачем хотели разрушить эту семью?
Давид с жалостью склонился к корчившейся на полу жене. Она умоляла его. Умоляла не слушать их.
– Нет, нет, нет, – повторил Давид. – Вы ошибаетесь… Это невозможно… Физически невозможно… – Он встал на колени и принялся гладить волосы жены. – Кэти! Кэти! Нет! Скажи, что они лгут!
Она посмотрела на него невидящим взглядом, по ее щекам катились горячие слезы.
И вдруг у него в голове все встало на свои места. То, как нервничала Кэти накануне отъезда. Ее так называемые головные боли. Выражение отвращения у нее на лице каждый раз, когда он прикасался к ней. Все не заканчивавшиеся месячные. Знаки, которых он не замечал раньше, которые его не смущали, ведь он был погружен в свой роман, в компьютер, в свою так хорошо организованную чертову жизнь.
«Нет… Только не Кэти… Только не Кэти…»
– Ты… им… не верь… – лепетала та, стараясь подняться с пола.
Давид крепко взял ее за запястье и потащил в комнату. Захлопнул дверь ногой и бросил жену на кровать с такой силой, на которую, как он думал, он вовсе не был способен.
В коридоре, не сводя глаз с Аделины, Артур Дофр массировал затылок Эмме. Он заставил ту встать на колени и погрузил лицо в ее шевелюру.
Аделина вернулась к себе в комнату. Во взгляде Артура, пока старик перебирал черные волосы Эммы, она увидела красные, бешеные блики. Вероятно, так же он смотрел и на нее, когда касался ее медных волос.
С выражением леденящего душу порока.
30
– Ах, бедняжка моя! – прошептала Аделина, гладя светлые кудри подруги. – Скажи, что я могу сделать…
Кэти свернулась калачиком на матрасе, как будто застыла в лаве. Клара крепко спала, просунув ручку сквозь решетку кроватки. Ее крохотные пальчики упирались в ледяной пятачок поросенка. Стояла холодная, казавшаяся бесконечной ночь, она липла к ним, как назойливые мушки, выпущенные каким-то злобным существом.
Аделина искренне сочувствовала мучившейся у нее на глазах женщине. Бывшая боксерша превратилась в окончательно сломленное существо. Раздавленная, практически уничтоженная морально женщина так не походила на саму себя, собранную, ироничную, резкую, ту, с которой Аделина познакомилась в первый день их пребывания в шале.
Несмотря на социальный барьер, на предвзятое отношение, на такую разную жизнь, между ней и Миллерами установились дружеские отношения. Страдание Кэти было ее страданием, безмолвным, понимающим.
Тишину комнаты нарушили какие-то звуки. Рыжеволосая женщина прислушалась – нет, ей не показалось.
Назойливая мелодия. Эта увертюра… «Девушка и смерть». Он печатал! Бальзамировщик снова вернул себе выброшенную в снег машинку и теперь сидел за ней и печатал, а в это время его жена медленно умирала на глазах у Аделины!
Что за дьявол в него вселился? Как он может поступать так жестоко?
Кэти глубоко вздохнула, отреагировав таким образом на звуки, которые она уже не могла больше выносить. На глазах ее выступили слезы. Она повернулась, оказавшись к Аделине спиной.
– Он все знает… – прошептала она. – Всю правду… Он просто ушел, молча, не сказал ни слова… Я его никогда таким не видела… Как айсберг… Стиснул зубы… Словно затаил злобу на все живое.
Кэти схватилась за простыню.
– Он… Мы должны были поговорить… Обычно он всегда слушает, он понимает… Но сейчас…
Все смешалось. Когда начались ее мучения? Сколько времени она ему лгала?
– Это шале… То, о чем его просит Дофр, эта история с Палачом… Слишком… Чересчур… Я все испортила… Все… Его доверие…
Аделина обошла кровать и села рядом с Кэти. Она хотела поддержать ее, но не могла найти нужных слов, будто онемела.
– Я боюсь, Аделина… Боюсь этого места… Боюсь того, во что превращается наш брак… За ребенка боюсь… Я… Он не вернется… Я его обманула так… бессердечно… мне надоело его безразличие… Надо было продолжать отрицать…
– Что ты, Кэти… Ты больше не могла хранить эту тайну… Достаточно взглянуть на тебя… По крайней мере… ты освободилась от этого креста… А я, знаешь… я уже восемнадцать лет молчу.
Она смотрела на кроватку Клары. Не отдавая себе отчета, стала гладить Кэти по руке:
– Мне… мне было двенадцать, когда все произошло… Девятого июля 1988 года. Никогда не забуду.
Не двигаясь, Кэти перевела взгляд на Аделину.
– После обеда родители поехали по магазинам… Я осталась дома с братьями-близнецами Эриком и Паскалем, так часто бывало; они на два года меня старше, и еще с Дакари, его все звали Дакари, с соседским сыном. – Казалось, ее голосовые связки отзывались болью на каждое слово, которое она вырывала из воспоминаний. Но Аделина продолжала: – Мой… мой отец обожал охоту и оружие. Дома у нас на стенах висели карабины и куча револьверов. Американских, английских, французских… Мать… всегда этого всего боялась, она ненавидела, когда отец брал нас с собой на охоту… Конечно, все оружие было незаряженным, но прекрасно работало… Иногда он заставлял нас стрелять по банкам в саду… Меня это восхищало, эта сила, которая вырывалась из дула, мощь… Я даже животных любила убивать… – После короткой паузы она снова заговорила: – Патроны он хранил в закрытом сейфе, защищенном комбинацией из четырех цифр. Братья сто раз пытались его открыть, но безуспешно, потому что отец менял шифр очень часто… Но однажды мне пришла в голову идея взять у матери рассыпчатые румяна, я их нанесла понемногу на каждую цифру до того, как отец отправился на охоту… Потом мне нужно было всего лишь посмотреть, на каких цифрах не было пудры. 1, 3, 8, 9. Оставалось перебрать всего лишь двадцать четыре комбинации. Я открыла сейф меньше чем за две минуты. 3891… Я так собой гордилась… Потому что я хотела это оружие… не знаю, хотела им владеть, хотела, чтобы братья им пользовались… чтобы… животных убивали… Помню, я постоянно говорила, что надо «прокрутить делишки». И… и я дала шифр братьям. А на самом деле открыла дверь в ад.
