— Мой единственный промах. Но не забывайте, что благодаря ему поместье вернулось к нам. Именно этого я и добивался. Пути Господни неисповедимы.
— Пути Яго тоже, как мне кажется.
— Бедный Поль. Боюсь, он предпочел бы, чтобы этого не случилось.
— Не верю. Его главной целью было сохранить Лэндовер, и он сумел ее достичь.
— Но какой ценой!
— В жизни за все приходится платить.
— Он и заплатил. Знаете, иногда я думаю, что он ее ненавидит.
— Однако он должен быть ей благодарен.
— Да, конечно… в каком-то смысле. Но как ужасно, что платить ему придется до конца своих дней.
— Он добровольно пошел на эту сделку. Не выношу людей, которые берут на себя те или иные обязательства, а потом сердятся, что приходится их выполнять.
— Не судите его слишком строго. Он старается изо всех сил. Ведь он женился на ней и продолжает с ней жить. Поверьте, в действительности он славный парень. Немного меланхоличен, правда. Но кто не стал бы меланхоликом, если бы ему пришлось быть мужем Гвенни? Он был совсем подростком, когда на него свалился страшный груз — долги семьи — и он был вынужден, в таком раннем возрасте, принять на себя обязательства отца. Что за наследство! Вы не должны осуждать Поля. Он сделал все, что мог.
— Это его дело, — сказала я.
— Увы, бедный мой брат.
— Не сомневаюсь, что он может позаботиться о себе.
— Иногда тот, кто нам кажется сильнее других, оказывается самым уязвимым. Бедный Поль к тому же обладает совестью!
— Вы говорите так, будто сожалеете об этом.
— Конечно, сожалею. Совесть может быть настоящим бедствием. Она пробуждается, когда меньше всего этого ожидаешь, а потом мучает и терзает. Жизнь становится совершенно невыносимой.
— Следует ли понимать ваши слова так, что вы — к счастью или к несчастью — не обременены такой обузой, как совесть?
— Скажем лучшем, что я давным-давно усыпил ее.
— Так что теперь, продолжая дремать, она позволяет вам спокойно вести себя самым возмутительным образом?
— По-моему, с совестью следует обходиться именно так.
— На что был бы похож мир, если бы все рассуждали как вы!
Он вытянул ноги перед собой и улыбнулся.
— На что был бы похож мир! Его населяли бы жизнерадостные, беспечные, красивые и обаятельные парни, вроде меня, стремящиеся только к одному: весело проводить время и помогать другим делать то же.
— Настоящая утопия, — заключила я.
— Вам следовало бы присоединиться.ко.мне в ее осуществлении…
Я повернулась к окну.
— Девоншир очень красивый край, — заметила я. В его присутствии невозможно было грустить. Открыв свою корзинку, он достал оттуда изысканные сэндвичи с ветчиной и курицей, а также бутылку игристого белого вина. Мой собственный завтрак выглядел не менее аппетитно.
— Здесь хватит на двоих, — сказал он.
— У меня тоже больше, чем я могу съесть.
— Забавный у нас получается пикник под стук колес. А что они говорят? «Кэролайн, Кэролайн, Кэролайн, оставайся, Кэролайн. Яго плохо без тебя, Яго плохо без тебя».
— К этому ритму можно приспособить все, что угодно.
— Мы слышим то, что хотим услышать. Поэтому этот стук так приятен.
Он налил вина в стаканы и настоял, чтобы я выпила с ним.
— За нас, Кэролайн и Яго.
— За нас.
— Такое вино лучше пить охлажденным.
— В поезде это затруднительно. Мне оно нравится и так.
— Говорят, голод — лучшая приправа к любой еде. А я бы сказал, не голод, а приятное общество. Как вы считаете? — По-моему, оно играет большую роль.
Половина пути была позади. А закрыла глаза и сделала вид, что сплю, чувствуя, что Яго смотрит на меня, не отрываясь.
Открыв глаза, я увидела, что он улыбается.
— Сколько времени вы собираетесь пробыть в Лондоне? — спросил он.
— Не знаю пока, это будет зависеть от разных причин.
— От каких именно?
— От многих.
— Я чувствую, что вам не по себе.
— Да… возможно.
— Вам придется встретиться с изменником, ставшим мужем вашей сестры. Это может оказаться серьезным испытанием.
— Знаю.
— Если вам понадобится помощь, не забывайте, что неподалеку есть крепкая рука, которая ждет случая защитить вас.
— Не думаю, чтобы мне понадобилась защита. У него мягкие манеры, и он будет соблюдать надлежащую вежливость, в этом я уверена. А я буду холодна и равнодушна. Все обойдется.
— Холодной и равнодушной вы умеете представляться, это точно, — усмехнулся он. — Но не допускайте, чтобы вам причинили боль.
— Разве это на меня похоже?
— У всех нас, знаете ли, можно найти слабое место.
— Даже у вас?
— Я говорил о простых смертных. Что бы ни случилось, жизнь продолжается.
— Какое глубокое замечание, — с иронией сказала я.
— К тому же очень верное. Возьмите, например, принцессу Мэри, недавно лишившуюся любимого.
Он говорил о герцоге Кларенском, старшем сыне принца Уэльского, скончавшемся от воспаления легких в начале года, вскоре после объявления о его помолвке с Мэри Текк.
— Заметьте, — продолжал Яго, — она потеряла Эдди, а сейчас уже поговаривают о ее предстоящем браке с Джорджем. — Он поднял брови с видом почти благоговейным. — Но, конечно, нам скажут, что это настоящий брак по любви, так как любила она все время именно Джорджа.
Я кивнула.
— Признайте, это очень разумно. Забыть о своей утрате и уверить себя, что вы всегда мечтали об оставшемся в живых.
— Удобная философия.
— А знаете, это самая короткая поездка, которую мне случалось совершать.
— Что за нелепость! Мы проехали уже много миль после Плимута, обычной цели ваших путешествий.
— Эта поездка такая короткая, потому что я не хочу, чтобы она закончилась. Буду ловить золотые мгновения и постараюсь сохранить их навек.
— Это лирическое настроение не очень вам к лицу, Яго.
— Не в моем духе, не так ли? Тогда вот что я вам скажу простой будничной прозой: мне с вами весело. — Он наклонился и схватил меня за руку. — И вам со мной тоже.
Я улыбнулась ему.
— Да, Яго, я готова это признать. Мне с вами весело.
— Победа! Первый шаг пройден. Теперь я быстро пойду вперед.
— В каком направлении?
