– Борис, – услышал я за спиной и невольно вздрогнул.
– Да, Преподобный, – ответил я, уже улыбаясь.
– Что бы ты ни думал, я не собираюсь отменять твои директивы. Это было бы нечестной игрой.
– Рад слышать, – ответил я. – Очень благородно. Значит, я могу рассчитывать на то, что Разлом откроют для верующих?
– Да. Но у меня есть свои планы. Мы пришлем в твой штаб график мероприятий. Чтобы ты случайно им не помешал.
– Спасибо, Преподобный, – ответил я с расстановкой. – Можешь рассчитывать на меня. Мы мероприятий больше не планируем и вам не помешаем.
– Чудесно! С Богом, сын мой. – Он удалился.
У него нельзя было отнять ни прозорливости, ни уверенности в себе. Если бы еще он не был мерзавцем…
Я не ждал…
…Голубя, а он прилетел. В отличие от многих животных голуби создают семью на всю жизнь. В отличие от многих птиц они не совершают перелет в теплые страны и находят убежище там, где живут. Им нужна пшеница, а значит, человек. Голуби не случайно символизируют мир.
До его появления я думал о злом Боге, который создал людей, и о том, как он просчитался, допустив в этом мире символы. Они были нужны ему самому. Но теперь символы – это наш шифр, наши позывные, чтобы говорить с Богом света. Удивительная ирония. А ведь я раньше не понимал, что значит существовать идеально. Теперь понял и почти засмеялся от того, как это просто. Мне объяснила умная малышка Афина.
– Идеально то, чего нет, – сказала она. – Оно не существует. Не существует материально. Не существует никак. И когда мы хотим понять и почувствовать, что это такое, надо начинать именно с этого. Принять, что его нет. И только тогда оно неожиданно начинает появляться для нас в своем истинном свете.
Еще малышка Афина рассказала мне, что злой Бог Демиург создал материальный мир, в котором вообще нет никакого смысла. Есть только предметы, а что могут предметы? Со-ударяться друг с другом, разлетаться в стороны, прикрепляться друг к другу, разрушаться, и все. Если бы Демиург не вплел в этот мир немного света, то все эти соударения оставались бы только темным перемешиванием.
– Завидуя Богу света, он позаимствовал крупицу идеального и создал из тьмы и света уродливый суррогат, то есть нас, – засмеялась Афина. – Благодаря свету внутри, мы способны видеть его во всем, куда он попал и на что распространился. И куда ведут его следы – через пещеры и туманы к царству света, которое сияет, озаряя все вселенные и все миры.
Я удивлялся и радовался тому, насколько умна девочка Афина. Так от разных людей я очень быстро узнавал очень много. Например, наложение рук, как учил Усуи, позволяет распознать разумную энергию в материи тела и направить ее в русло гармонии. Поэтому у палатки любезного Абу Бакра я практиковался в рейки. В моих руках было тепло, и даже не касаясь тела больного старика Рафаэля, я чувствовал, как это тепло растекается по его спине. Мой сегодняшний господин не был против наложения рук и считал, что исцеление приходит все равно не из рук, а из Аль Корана, и приветствовал мое доброе намерение добрыми знаками. А я хотел поскорее испробовать то, чему научился вчера.
Здесь было много мудрых людей. И все меня чему-то хотели научить и радовались, как легко я учусь и как славно у меня все выходит. Один из стариков по имени Широ рассказал мне, что вера имеет праведные и неправедные пути.
– Праведный путь начинается с веры в самого себя, – говорил он. – Веры в свое существование и свою волю.
– Как же так? – удивлялся я. – Разве мы не подчиняемся Его воле?
– Мы в ответе за свои поступки, – продолжал Широ. – Тут нет противоречия. Без Его воли мы не могли бы отличать в своих делах добро от зла. Мы не могли бы совершить свободный или несвободный поступок. Именно поэтому вера в себя – это очень важный первый шаг.
– Интересно, – говорил я, – а какие еще есть пути?
– Поверив в себя, ты уже знаешь, что делать дальше, так как понимаешь, что есть воля другого. И, в конце концов, есть воля, которая является мерилом любой другой воли.
– Что же это?
– Это вера.
– Я понимаю, – отвечал я. – А какой тогда неправедный путь?
– Поверить в себя, как в Бога, найти источник вечной жизни, неограниченной силы и создать мир, в котором стать Богом самому. Стать сверхчеловеком.
– А это возможно?
– Не сомневайся, – говорил Широ. – Если ты признаешь свою волю мерилом для всего, то рано или поздно так и будет.
– И это плохо?
– Это неправедно, – отвечал Широ.
– Но это не одно и то же.
– Нет, – отвечал Широ.
Большие палатки, где люди могли собираться и устраивать общие дискуссии, назвали по-гречески «синагога». В них ходили верующие любых конфессий, и меня часто приглашали послушать и что-нибудь сказать. Чаще всего говорили про Град Божий, про Большой Зиккурат, про Второе пришествие. Меня просили рассказать про свое чудесное появление и про крест на моей шее. Я не знал, что сказать, но радовался со всеми. Тогда меня спрашивали, что есть благо, и я отвечал, что думал – что это одно из свойств жизни. Меня пытались поставить в тупик, например, говоря, что робот тогда не может быть благом. И я отвечал, что это так, и они правы, так же как сапог не может быть блеском.
Меня часто переводили из одной палатки в другую. Было очень странно, когда на одном дереве я увидел свою фотографию. Такая же лежала на земле в одном месте, но Армен быстро прятал их в кармане.
– Армен, почему ты прячешь мои фотографии? – спрашивал я.
– Тебя ищут, Иоанн! Мы не можем тебя выдать и должны спрятать, – говорил он.
Потом он привел меня в лес, где была Савр и где меня встретили очень добрые люди. И среди них был старик Рафаэль, который боялся не дожить до пришествия. Он действительно был очень болен. Армен сказал, что я должен его исцелить, а сам ушел. Не знаю, исцелял ли я кого-то раньше, но от меня все ждали чуда, а значит, я это умел. Я верил в это. Семья Рафаэля надеялась, что он сможет встретиться с Исой и получить благословение от самого пророка. Когда я возложил на старика руки, выглянуло солнце, и мы услышали, как к нам приближается странный шум – это был звук голосов тысяч людей. А потом солнце пробилось через ветви деревьев, и вместе с ним к нам подлетел белый голубь и сел у головы Рафаэля. Это была большая радость для всех, и я радовался вместе с ними.
На следующий день Армен отвел меня к Петру и Ольге, внуку и внучке мученика Ермила, которого епископат на днях причислил к лику святых. Уже сами старики Петр и Ольга пришли к Разлому в числе первых. Детьми они приезжали сюда на лето и здесь узнали про Ермила и его трагическую смерть.
Это было давно, в далеком 1889 году, когда в этих местах была шахта. Ермил был направлен сюда для чего-то, о чем, конечно, внуки ни знать, ни помнить не могли. Но у них сохранилась фотография из метрической книги, где была зафиксирована смерть Ермила близ деревни Верхний Холм в том же 1889 году. То есть, не проработав и года, отец крестьянского семейства с дюжиной детей погиб в шахте. Причина указана не была. Но епископат счел такое удивительное совпадение веской причиной, чтобы почитать погибшего в святой земле мученика как святого. Внуки возражать не стали.
