– Вот, возьмите. – Дунаев протянул мне таблетку. – Помогает.
– Благодарю, – сказал я, но решительно отказался. Я еще не понимал, что здесь происходит. И какие опыты они решили ставить, и быть может, надо мной.
– Смотрите сюда, так проще.
Я поднял глаза и посмотрел. Слева в стене открылся иллюминатор, за которым была голубая вода, но теперь она быстро становилась темнее, и совсем скоро помутнела до почти бурого цвета. Мы опустились в темноту Разлома. Может быть, уже на сотню метров или больше.
– Что происходит? – спросил я Дунаева.
– Борис Андреевич, – начал рядовой смущенно, – вы, наверное, уже поняли…
– Понял, да. Давай сразу к делу.
– Хорошо, сейчас мы спускаемся к Источнику. Екатерина Андреевна хотела, чтобы вы увидели его своими глазами. Но у нас уже, к сожалению, совсем мало времени.
– Почему?
– Две минуты девятого. Скоро все начнется. Вы же знаете.
– Ах да. Ну, конечно. – Я сдержанно улыбнулся и постарался сделать вид, что я, естественно, все знаю. Абсолютно все.
Пока все складывалось хорошо, но кто знает, что произойдет дальше. На этот раз Дунаев производил впечатление адекватного человека, без особых причуд. Но все это могло оказаться налетом, который сойдет, стоит нам продвинуться чуть дальше, когда будет поздно. Что может быть поздно? Мы и так уже черт знает на какой глубине. Время тянулось очень медленно. Какую игру ведет Армстронг? Как она узнала, что я здесь? И что такое этот Источник? Может, все-таки нефть?
– Насколько глубоко мы погружаемся? – поинтересовался я.
Тем временем в иллюминаторе показался приглушенный свет, идущий из глубины.
– Немного осталось. Сейчас около пятисот метров. Скоро будем.
– Где?
– У Источника. Имейте в виду, что здесь большое давление. Около пяти тысяч килопаскалей. Это примерно пятьдесят атмосфер. Поэтому лучше внутри батискафа двигаться очень плавно.
– Хорошо, – сказал я и перестал шевелить даже пальцами ног.
– Мы на месте, – сообщил второй.
Свет в иллюминаторе многократно усилился.
– Борис Андреевич, – сказал Дунаев, отстегивая меня, – вам надо очень аккуратно взяться за этот поручень и встать, не раскачивая батискаф, а потом посмотреть вот сюда. Только, пожалуйста…
– Что?
– Не волнуйтесь. Здесь опасно совершать резкие движения.
– Да что вы, юноша, – сказал я самодовольным басом, – обижаете. За свою жизнь я видывал всякое… – продолжил я, медленно переводя взгляд. – Святой Тиамат! Что это?
Вначале мне показалось, что в толще воды я вижу огромный сияющий Парфенон. Точнее, ряд его фронтальных колонн, уходящих в бесконечность вверх и вниз. Четыре массивные ионические колонны. Хотя разум уже успел понять, что искривленное восприятие размеров не позволяло соотносить их с реальными объектами и что ионические колонны не должны светиться сами по себе. Эти гигантские столбы были, видимо, значительно крупнее любой колонны и светились изнутри вертикальными линиями. На одном из столпов я разглядел надпись – «Абзу». Тем временем наша капсула, дрейфуя, обогнула второй столп, и я увидел остальные надписи – «Сириус», «Энки» и «Зиусудра».
– Это Источник, – ответил Дунаев, дав мне проникнуться размахом этой подводной архитектуры.
– А что означают эти слова? – спросил я.
– Не знаю, – отозвался рядовой.
– Жизнь родилась в воде, – сказал второй. – И любая история мира начинается с потопа.
– Да, – согласился я, не отводя взгляд от завораживающего зрелища. – Жизнь зародилась в воде. Один атом кислорода. Два атома водорода. Десятки свойств, которыми не обладает больше ни одно химическое соединение. Настоящее чудо.
В этот момент светящиеся линии неожиданно распались на отрезки, которые, в свою очередь, начали сначала медленно, но потом все быстрее и быстрее двигаться вверх, создавая поистине гипнотический эффект. Стало казаться, что капсула несется вниз с огромной скоростью, но потом отрезки визуально снова слились в единые линии, и движение само собой исчезло. Однако на этом представление не закончилось.
Одна за другой все светящиеся линии и надписи погасли, но что-то все-таки продолжало светиться. Я, кажется, перестал дышать. Это был силуэт человека, который медленно приближался к иллюминатору. Чем ближе он становился, тем отчетливее я понимал, что он без скафандра.
– Как? – попытался я произнести, но выдавил только сдавленное кряканье.
Теперь я видел его лицо. Спокойные глаза изучали меня, похоже, с не меньшим интересом. Он двигался медленно и грациозно.
– О чем вы? – спросил второй.
– Он без всего. Здесь огромное давление. Даже металл…
– Человек создан из воды, Борис Андреевич. Даже при таком давлении его тело перераспределяет нагрузку. В отличие от металлического корпуса, который гнется, клетки живой ткани становятся как бы частью океана. Человеку, который совершает плавные движения, тут ничего не угрожает.
– Нет, – запротестовал я, – это не человек. Он не дышит. Его легкие просто не смогли бы двигаться здесь. Но у него нет и кислорода. Нет ничего.
– Его зовут Посейдон, – сказал Дунаев. – Возможно, вы слышали, что так его называют в части.
Я вспомнил, что это имя в шутку упоминалось. О чем только ни говорилось в последнее время!
– Борис Андреевич, вам надо снова сесть, – скомандовал рядовой. – Мы двигаемся дальше.
Я повиновался. Меня снова пристегнули, и капсула двинулась вверх.
– Куда мы? – спросил я, думая о другом.
– Борис Андреевич, у меня приказ доставить вас в часть. Но нам придется пройти под землей. Через лабиринт.
– Вот как? – сказал я, рассеянно улыбаясь и одобрительно качая головой.
Какая невероятная свобода, подумал я. С легкостью спускаться туда, где не всякая сталь выдержит давление. Скафандр создавал бы только ограничения для тела. А так! Это прекрасно. На миг я восхитился этому и начал сомневаться в недавно принятом решении. Но это только миг. Армстронг совершала чудовищные преступления, и этот ихтиандр появился, быть может, в результате смерти сотен человек. Мне вспомнилась дилемма с вагонеткой. Похоже, ученая решила эту дилемму в пользу многих, жертвуя одним. Хотя по факту выходило иначе, многие гибли ради одного. Должен признать, Посейдон прекрасен и, по выражению наших дедов, «стоил многих». Но, черт возьми, человеческое общество определяется его отношением к слабым, а не тем, какие условия оно создает для сильных. Разве нет?
Оставался еще один вопрос. Я, конечно, понял, что Источник – это не архитектурное сооружение, украшенное фонарями, как праздничная ель. Это дерзкое техническое произведение человеческой мысли. Храм в своем роде. Но храм, несущий веру и жизнь как что-то единое, неразрывное. Я потянулся за телефоном, но сообразил, что это бесполезно.
