— Кто же она? — взволнованно спросил мистер Амори.
— Эта девушка — круглая сирота, — ответил Вилли, — без средств, и не такая уж красивая, но с таким благородным характером и такой чистой душой, что любая красота меркнет перед ней.
Мистер Амори слушал внимательно, не проронив ни слова.
Вилли продолжал:
— В том же доме, где жила моя мать, снимал комнату старик-фонарщик. Он жил бедно, но был человек в высшей степени добрый. Однажды вечером, вернувшись домой с работы, он привел с собой маленькую девочку, которую подобрал на улице: злая женщина, у которой та жила, выкинула ее из дома в темную морозную ночь. Девочка была больной и слабой. Впрочем, благодаря уходу и заботам дяди Трумана и моей матери она поправилась. Правда, ее упрямство, ее вспыльчивый, необузданный характер приносили множество неприятностей.
Очутившись в другой среде, окруженная любовью и лаской, девочка буквально переродилась.
Вначале я полюбил ее просто из жалости, но по мере того как она развивалась, мы сблизились как товарищи: вместе учились, вместе делили радость и горе. Если раньше я был только участником ее игр и учения, то потом нашел в ней разумную советницу.
А как она любила своего приемного отца! Когда старика разбил паралич, как она ухаживала за ним! Своей заботой, ежеминутным уходом она, сама еще ребенок, отплатила ему за все его хлопоты с ней в раннем детстве. Зайдешь, бывало, вечером в их комнату — справиться, не нужно ли чего, и увидишь, как она, бедняжка, сидит у постели старика, держит его за руку и ласково говорит что-то, а если ему не спится — читает Библию.
Но, несмотря на ее заботы, старый дядя Труман умер. Это было незадолго до моего отъезда в Индию. Я старался утешить и развлечь нашу маленькую Герти. Она должна была перейти жить к одной даме, которая принимала в ней участие еще при жизни дяди Трумана. Перед отъездом я поручил Герти беречь мать и деда, и она свято исполнила мою просьбу.
Она не остановилась даже перед размолвкой с мистером Грэмом — отцом ее воспитательницы — и переселилась к моей матери, когда та заболела, чтобы всецело посвятить себя уходу за ней и за стариком.
Ребенком я любил ее как сестру; теперь меня влечет к ней другое чувство, которое не уйдет никогда.
Мистер Амори терпеливо выслушал до конца.
— Конечно, — сказал он, — ваша привязанность к ней делает вам честь. Положим, не всякая пошла бы на это, но молодому человеку, начинающему свою карьеру, нельзя так увлекаться и связывать себя с девушкой, не обладающей ни богатством, ни красотой, только из-за того, что она близка вам по воспоминаниям, как подруга детства. Разве вы уже обещали жениться на ней?
— Об этом еще не было речи, — ответил Вилли.
— Ну, так послушайте меня. Не поступайте опрометчиво. Ведь вы шесть лет ее не видели. Кто знает, какие перемены могли произойти в ней за это время. Подумайте, какова будет роль этой бедной сиротки, этой учительницы среди бездушного большого света…
— Я вам не говорил, что она была учительницей! — быстро перебил его Вилли. — Откуда вы это знаете?
Мистер Амори понял, что невольно выдал себя, но не подал виду и спокойно ответил:
— Говоря по правде, мистер Салливан, я видел эту девушку со стариком доктором.
— С доктором Джереми?
— Да. Как-то я встретил доктора Джереми, и с ним была Гертруда Флинт. Он мне рассказал о ней кое-что; все это рекомендует ее с самой лучшей стороны. Впрочем, я ведь предостерегаю вас от неравного брака не по отношению именно к ней, а вообще…
Вилли внимательно следил за выражением лица собеседника и ждал, что он скажет дальше. Мистер Амори продолжал:
— Да, так вот, эта Герти, как я и говорил, будет для вас большой обузой: она не создана для большого света. Я руководствуюсь простым здравым смыслом, советуя вам хорошенько все взвесить и обдумать, прежде чем решиться на такой важный шаг, от которого будет зависеть счастье вас обоих.
— Я верю, сэр, — ответил Вилли, — что все доводы, которые вы привели, весьма разумны. Я ценю вашу искренность и очень благодарен вам за доброе отношение. Но я докажу вам, что действую отнюдь не опрометчиво. Не скрою, мое желание разбогатеть было не лишено честолюбия: я знал, что богатство даст мне доступ в высший круг общества. Благодаря мистеру Клинтону я попал в этот круг раньше, чем ожидал. Когда весной мы приехали в Париж, моя близость к его семье и его дружеское расположение сразу открыли мне все двери. Его здоровье не позволяло ему участвовать в развлечениях дочери; поэтому мне приходилось сопровождать мисс Клинтон, которая страстно любит светскую жизнь. Я был опьянен. Все льстило моему тщеславию. Оглядываясь назад, я часто удивляюсь, как я мог устоять против тех искушений, которые подстерегали меня со всех сторон. Должно быть, воспоминание о матери сдерживало меня и не давало пропасть. Чем ближе я узнавал жизнь и нравы большого света, тем яснее понимал многое, чего сперва просто не замечал. Меня поражали его суетность и пустота. Я видел, что под внешним лоском, под утонченной вежливостью нередко кроется невежество, безнравственность и лицемерие.
— Вы очень проницательны, — заметил мистер Амори, — и для меня удивительны такие взгляды у молодого человека. Надо много наблюдать, многое испытать в жизни, чтобы прийти к таким заключениям.
— Да, разумеется, это явилось не вдруг, — согласился Вилли. — Я начал замечать ложный блеск этого круга только тогда, когда рассеялся туман, застилавший мне глаза. Кто знает, может быть, несмотря на воспоминание о той, которая неизменно жила в моем сердце, я увлекся бы какой-нибудь из прелестных девушек, с которыми приходилось сталкиваться в свете. Но из всех женщин, которых я знал более или менее близко, ни одна не могла сравниться с ней. Ее ум, самоотверженная, любящая натура — все это де лает ее способной дать счастье тому, с кем она свяжет свою жизнь. Вы ошибаетесь, полагая, что Гертруда может оказаться помехой для того, кто изберет ее подругой жизни. Вы говорите, что у нее нет средств, что она бедна, — пусть так. Но у нее золотое сердце!
Вы так красноречиво распространяетесь о женской красоте. Не знаю, какова теперь Гертруда. Когда я уехал, она была ребенком. Говорили, что со временем она станет недурна. Но я совершенно не обращал на ее внешность внимания! Я любил эту милую рожицу, большие глаза, светившиеся умом, подвижные черты. Конечно, за шесть лет она, наверное, сильно изменилась; но я надеюсь, что время не унесло того, что я больше всего ценю в ней. Моя любовь относится к ее внутренним качествам, каких я не встречал больше ни в ком. Я ищу домашней семейной жизни, тихой и счастливой. Жизни с подругой, которая будет мне по душе, которая станет мне помощницей, с которой мы пойдем рука об руку навстречу любым невзгодам, поддерживая друг друга нравственно и сливаясь друг с другом душой.
— А та, которую вы так любите, вы в ней уверены?.. — с трудом вымолвил мистер Амори и остановился на полуслове.
— Нет, — серьезно ответил Вилли. — Я не уверен, что мои надежды сбудутся. Ведь вполне может быть, что Гертруда и думать забыла обо мне… Мне будет тяжело это пережить. Но любить ее я не перестану!.. С тех пор как я вернулся в Америку, я всей душой стремился увидеть ее. Пока мне это не удалось. Но завтра же я поспешу к ней!
