Земля продолжала отвлекать мой взор от унылой поверхности, и действительность казалась галлюцинацией. Я уже видел ее много раз, но все еще был околдован самым прекрасным зрелищем всего путешествия. Воспоминания об «Аполлоне-10» нахлынули вновь, когда я задумался о том, какая это редкая честь – стоять на поверхности Луны и смотреть на единственное известное место во Вселенной, где есть жизнь. Это так прекрасно.
Я сделал еще одну попытку привести Доктора Камня к пониманию, что он находится на другом небесном теле. «Эй, Джек, постой. Дай себе тридцать секунд посмотреть на Землю над Южным массивом».
«Что? Земля?»
«Просто посмотри туда».
«Если ты видел одну Землю, ты видел их все». Это был типичный пример его забавного юмора, но я почти почувствовал отвращение к такой бесстрастной реакции. Мне казалось, что любое человеческое существо должно прийти в восхищение от этого зрелища. Джек вернулся к наблюдениям грунта, но принялся напевать Джонни Кэша: «Не хорони меня в пустынной прерии, где воют койоты и вольно дует ветер». Он не собирался признавать существование нашей планеты на публике, но пел достаточно громко, чтобы его могли слышать все желающие. Потом он нашел ножницы. Мы были спасены.
Последнее, что мы должны были сделать перед отъездом с базы, это установить американский флаг. Я вбил в грунт тонкий металлический флагшток и поправил небольшую опору, которая должна была удерживать прямо красно-бело-синее знамя. Этот флаг свозили на Луну и обратно на «Аполлоне-11», и с тех пор он демонстрировался в Центре управления полетом. Теперь он встал навечно в долине Тавр-Литтров как уместное напоминание о людях, которые доставили нас сюда. Я сказал тем парням дома, которые наблюдали за его развертыванием: «Это один из самых высоких моментов моей жизни, точно говорю».
Мы с Джеком выехали, чтобы разместить самый совершенный набор научной аппаратуры, когда-либо собранный для лунной экспедиции. Ее сердцем был набор ALSEP, то есть комплект для исследований на лунной поверхности для «Аполлона»
[177]. Это была сложная система, на развертывание которой требовалось много времени, и мы спешили, чтобы не накопить отставания. При разгрузке приборов с ровера мой геологический молоток, ручка которого торчала из кармана скафандра, за что-то зацепился. «Снесло брызговик. О, шут!» – воскликнул я, стараясь выражаться аккуратно. Посреди наукоемкого ядерного эксперимента на Луне я оказался виновником мелкого ДТП. Облом части тонкого пластикового брызговика показался мне несущественным, и я использовал единственную доступную вещь, полоску старой доброй изоленты, чтобы удержать этот кусочек на месте. Мы оба работали быстро, но дело было сложнее, чем казалось, и мы вылезли из тех четырех часов, которые отводились на развертывание ровера и на установку приборов ALSEP. А стоило выбиться из графика, и поездка на юг, к кратеру Эмори, нашей первой настоящей геологической стоянке, на которую в план были заложены 90 минут, оказались бы под угрозой.
Я схватил бур с питанием от аккумуляторов, сделанный специально для работы на Луне, «дедушку» современных беспроводных инструментов, и начал бурить каменистый грунт, чтобы взять образцы с глубины и разместить в скважине приборы для измерения температуры. Я должен был держать его крепко и прижимать всем своим весом, но продвижение удавалось лишь случайно. Бур легко входил в грунт на несколько дюймов, затем натыкался на камень и отскакивал назад. Мое сердцебиение поднялось до 150 в минуту, руки болели от сжимания рукоятки, пыль клубилась как липкий туман. Я должен был пробурить три скважины глубиной по 240 см для датчиков температуры, но – без всякого предупреждения – каменистая почва района Тавр-Литтров схватила 90-сантиметровый бур толщиной в свечу словно мощным кулаком, бур застрял, а я начал мотаться вокруг него, как пьяный моряк. Материал был на редкость неподатливый, работа отнимала много кислорода и времени. «Давай, малыш. Я попробую вытащить эту штуку», – проревел я ученым, слушающим меня издалека. Чтобы вытащить бур, я использовал треногу и рычаг, качая его подобно автомобильному домкрату.
Пока я пытался пробуриться сквозь камень, Джек изо всех сил старался установить детектор сейсмических волн – деликатное устройство, созданное для того, чтобы определить, как Луна колеблется во время лунотрясения. Чтобы нормально работать, прибор должен был стоять совершенно горизонтально, и на тренировках во Флориде это делалось легко, но здесь было почти невозможно. Это занятие довело Джека до припадка. Я с изумлением слушал, как ученые на Земле с раздражением намекали, что ученый на Луне не сумел правильно установить их бесценную игрушку. Разозлившись, они наконец сказали Джеку, чтобы тот использовал старый и верный способ ремонта – хороший удар одним из наших инструментов. Однако не помогло и это. Мы несколько раз возвращались к этому месту и впустую тратили время на попытки ремонта, прежде чем авторы эксперимента наконец-то сдались.
Из Хьюстона, где в комнату через две двери от зала управления набились геологи и прочие ученые, сыпались быстрые и резкие инструкции. Мы хорошо знали этих ребят, потому что они тренировали нас и тщательно прописывали всё, что мы должны сделать на поверхности. Но когда мы оказались на месте, когда начались проблемы и появились неожиданные открытия, все прежние соглашения рухнули, и каждая команда защищала собственную территорию. Споры становились всё громче, и Джим Ловелл, которому было поручено отфильтровывать их решения для нас, стал больше похож на укротителя львов в цирке, чем на астронавта.
Джек был обеспокоен. Выполнение инструкций других ученых отнимало время от его собственных геологических планов. «Я боялся, что так оно и случится со всеми этими камнями», – бормотал он, когда шел шатаясь к тому месту, где я не мог добиться существенного прогресса. Он напрыгнул на рычаг, чтобы помочь выдернуть чертов бур из грунта, потерял равновесие и мгновенно исчез в небольшом кратере. В Хьюстоне заржали, но я был в ужасе, потому что тут же представил себе, что он может порвать скафандр, и всё пойдет псу под хвост.
В конце концов ЦУП сообщил нам плохую новость. Мы отстали от графика на 40 минут, и геологическую часть первого дня пришлось сократить. Вместо поездки на 2,5 км на юг к кратеру Эмори мы должны остановиться на полпути, у поля камней вблизи кратера Стено. Джек определенно не был счастлив, но не мог подавить полного восторга оттого, что оказался здесь, и стал напевать собственный вариант «Фонтана в парке» Эда Хейли: «По Луне я однажды гуляю…»
Я присоединился, и мы запели дуэтом: «В славном-славном месяце декабре…»
Я остановился: «Нет, в мае».
«В мае?»
«Месяц – май».
Он спел еще две строки, затем забыл текст и продолжил бессмысленным «би-дупи-ду…». Мы все время были заняты, но шутка всегда отличное средство от стресса. Конечно, если посадить двух мальчишек поиграть в песочнице такого гигантского размера, они получат удовольствие. Это была забава всей жизни. Однако работа ждала нас.
