Мы прибыли в Хьюстон в январе 1964 г. Роджер и его жена Марта, красивая молодая женщина, которую избрали королевой бала в Пёрдью на первом курсе, сняли небольшой рыжеватый двухэтажный домик в Клиэр-Лейк, юго-восточном пригороде Хьюстона, где они поселились с двумя детьми, Шерил и Стивом. Мы с женой Барбарой и девятимесячной дочерью Трейси въехали в съемный дом на соседней Хантресс-Лейн. Будучи молодыми лейтенантами флота
[8], мы едва зарабатывали по 10 000 долларов в год, но вскоре на нас пролился дождь гонораров по договору с журналом Life, и мы смогли купить несколько участков в новом районе и построили там дома бок о бок, так что лишь тонкая деревянная изгородь разделяла наши дворы на Барбуда-Лейн. Мы вселились туда с промежутком менее чем в десять дней. У Роджера был первый в квартале плавательный бассейн, а я поставил в гостиной барную стойку, так что наши дома стали местом многочисленных вечеринок. Почти все соседи были участниками космической программы, и дома еще нескольких астронавтов стояли совсем рядом. Майк Коллинз, Джим МакДивитт и Дик Гордон жили чуть дальше по улице, а Алан Бин, Базз Олдрин и Дейв Скотт – за углом.
Роджер был трудоголиком; впрочем, я думаю, что и все мы тоже. Вне службы он проявлял замечательное чувство юмора. Мы часто охотились вместе, и я всегда использовал его ружья ручной работы, потому что своего у меня не было. Потом Марта отдала мне «магнум» калибра .243, и теперь у меня это одна из самых дорогих вещей. Прошло всего шесть недель с того дня, как наши семьи вместе праздновали День благодарения у них во дворе. В те же выходные мы с Роджером охотились вместе с легендой гольфа Джимми Демаре, и при перелете в западную часть Техаса на его маленьком «бичкрафте» меня стошнило. Роджер не давал мне забыть об этом. Космический герой, которого тошнит? «А на пути к Луне ты тоже собираешься блевать, Джино?» Как потом выяснилось, некоторых действительно рвало. Но я знал, что с Роджером такого не случилось бы, потому что у него был железный желудок. Перец халапеньо размером с банан он поедал в два больших укуса.
На вечеринках Роджер демонстрировал номер со шваброй. Он держал швабру горизонтально перед собой, затем перешагивал через нее, поднимал ее сзади, проносил над головой и возвращал в исходное положение, не отпустив рук. Это было несложно сделать в трезвом состоянии и с хорошо разработанными суставами, но в противном случае опыт заканчивался чудовищной катастрофой. Ему особенно нравилось раздражать Базза Олдрина, прирожденного спортсмена, которого эта занятная салонная игра ставила в тупик. Мы с Роджером сроднились и в какой-то мере чувствовали себя братьями. А теперь он был мертв.
С того дня, как мы прибыли на службу в NASA, наши космические карьеры развивались параллельными путями. Мы делили арендованные машины, жили в одной комнате в гостиницах, иногда летали на одном самолете. Нас учили с таким расчетом, чтобы мы заняли места пилотов лунного модуля на «Аполлоне». Затем нам оказали особое доверие, потому что корабли типа Block I не обладали возможностью стыковки и не могли использоваться совместно с лунным модулем, в котором нам предстояло садиться на поверхность Луны, да и до завершения строительства первого лунного модуля на фирме Grumman было еще далеко. Так что в тот январский день 1967 года Роджер и я были пилотами лунного модуля на двух кораблях, у которых лунного модуля вовсе не было
[9].
Как часто вечером в пятницу, возвращаясь из недельной командировки на T-38, таком же, как тот, в котором я находился сейчас, мы с Роджером пролетали на минимальной высоте над своими домами, прежде чем резко отвернуть влево, выпустить шасси и приземлиться на авиабазе Эллингтон. Еще от Сан-Антонио мы нацеливали острый нос самолета на дорожку, разделяющую наши дома, и с ревом проносились на скорости 1100 км/час над Барбуда-Лейн, встряхивая черепицу и заставляя дрожать посуду. Это шумное послание говорило женам (ну и соседям тоже), что мы скоро будем дома. Мы садились, прыгали по машинам и гнали со скоростью 130 км/час по двухполосному Старому Галвестонскому шоссе с единственным светофором в городке Уэбстер, чтобы затормозить с визгом у своих домов менее чем через десять минут. Это было не вполне законно, но, черт подери, мы же астронавты!
Я вспомнил об этом, когда мы с Томом пошли на снижение, но теперь при заходе на посадку мы облетели свой район стороной и осторожно зарулили на стоянку. Путь из Калифорнии домой всегда был долог, но на этот раз я не хотел, чтобы он закончился. Оставшись один, я поехал домой медленно, ошеломленный ощущением неполноценности.
Нашу узкую улочку заполонили машины. Я заехал к себе во двор, остановился, выключил зажигание. Не снимая пропотевший желтый летный костюм, я пересек лужайку – тридцать шесть шагов от моей двери до двери Роджера – и кивнул охраннику, который должен был сдерживать растущую толпу и не пускать прессу. Я не стал заходить к себе домой – знал, что Барбара у Марты. Жены в космической программе были женщинами особого сорта – они знали, что нужно делать, потому что такие трагедии случались и раньше. Всех их преследовал один общий кошмар – что однажды муж не вернется домой, а вместо этого в дверь постучится скорбный посланец с ужасной вестью.
Я обхватил Барбару и долго держал ее в объятиях, чтобы мы оба смогли осознать, что живы. Потом я отыскал Марту и тоже крепко обнял – нам обоим было это так нужно! Эмоционально опустошенный, я пытался передать физически то, что не выразить словами. Что я мог сказать ей? «Мне очень жаль, что твой муж только что сгорел заживо»? К счастью, не мне пришлось объяснять Марте, что случилось. Эта обязанность досталась Майку Коллинзу.
Марта была в кухне, готовила хот-доги к обеду, когда внезапно появилась Сью, жена Алана Бина. Это ее не встревожило, потому что жены забегали часто. Барбара тоже должна прийти вскоре, она как раз вернулась из кино. За окном собралось много машин, но это было нормально – все возвращались домой на выходные. Ее дети, пятилетний Стив и восьмилетняя Шерил, смотрели телевизор в кабинете. Сью нервно несла какую-то чушь, но Марта все еще не беспокоилась о муже. Роджер во Флориде, и он даже не должен был сегодня летать.
Но потом на пороге возник Майк – а это уже не вписывалось в обычный распорядок. А когда Марта увидела его глаза, она поняла, что произошло что-то ужасно, ужасно плохое. Это было написано у него на лице. Теперь Марта знала, что случилось.
Пока Майк рассказывал ей страшную новость, еще один друг прошел в кабинет и выключил телевизор, потому что скоро должны были передавать выпуск новостей. Он занял детей складыванием уточки из фольги от сигаретной пачки. Справившись с первым потрясением, Марта позвала сына и дочь в спальню и запинающимся голосом сообщила им, что отец больше никогда не вернется домой. Шерил сначала подумала, что мать говорит о разводе, но когда она поняла, что ее отец погиб, девочку охватило острое чувство одиночества. Марта сняла медальон в виде двух золотых сердец, подарок Роджера, который она всегда носила, и застегнула его на шее дочери: пусть память об отце будет всегда рядом. Шерил и сейчас носит этот медальон.
