Я посмотрел на Ти-Пи и на Джона. Вы слышите это? Чувствуете это? Том в левом сиденье аккуратно держал руку возле рукоятки аварийного выключения, и я начал прикидывать, чем это грозит, хотя приборы тряслись так сильно, что я едва мог прочесть показания. До конца работы двигателя оставалось две минуты. Не останавливайся, малыш! Не дай нам потерять полет!
Некоторые астронавты описывали отправление к Луне как естественное продолжение полета. Я обязан сказать, что это не так. Когда вы покидаете Землю, это полный разрыв с известным, с тем, что вам знакомо, на что вы привыкли полагаться как пилот. Эти мозголомные броски туда-сюда в космосе – квантовый скачок по сравнению с летными испытаниями, где работа пилота состоит в том, чтобы подвести самолет к пределам его возможностей и найти ответы на заранее поставленные вопросы. А здесь приходилось противостоять чуждой и враждебной среде, где не было ни горизонта, ни верха, ни низа, где скорость и время приобретали новые значения, и мы не только не видели ответов, но и не знали самих вопросов.
Казалось, что наш корабль пытается растрясти себя до смерти. Если Том сейчас решится на аварийный останов и дернет рукоятку, ракетный двигатель немедленно выключится, и мы по крайней мере останемся единым целым. «Аполлон-10» проведет тогда пару дней в свободном полете по орбите, которая в конечном итоге приведет нас в Тихий океан. Но ворон каркнул: «Ни хрена!»
Мы проскакали на этой брыкающейся лошади весь импульс TLI, и Том не убирал руку в перчатке от аварийной рукоятки, даже когда докладывал на Землю, что мы испытываем «час-тот-ны-е… ви-бра-ци-и», выдавливая слог за слогом через стиснутые зубы из-за сильнейшей, оглушающей тряски. Быть может, он вспоминал бесстрашие Уолли Ширры в сходной ситуации на «Джемини-6» и оттягивал роковое решение. Мы набрали уже 32 000 км/час и в конце концов дотянули до 39 120 км/час
[123]. «Аполлон-10» скрипел и стонал, как старый дом зимой. Черт с ним, дай нам шанс. Не бросай нас, малыш. Давай! Жарь!
Мы угадали правильное решение. Третья ступень выключилась строго по расписанию, тряска прекратилась и воцарилась тишина. Мы вышли в свободный полет к Луне. Я был доволен и испытал облегчение, обнаружив себя все еще в целом виде, одним куском. Люди фон Брауна построили фантастическую машину. Том медленно убрал ладонь от аварийной рукоятки и своим фирменным протяжным оклахомским говорком выдал в сторону Хьюстона скромное и смущенное: «Мы уже в пути».
19
И нет им конца
Мы – телегерои!
Неспособность астронавтов рассказать в деталях, что мы видим в космосе, всегда представляла проблему. Мы были инженерами и пилотами, и остальной мир уже начал уставать от наших «прекрасно» и «ух ты». Правда, я полагаю, что поэту или водопроводчику было бы столь же трудно описать подобное зрелище. Фотоснимки и черно-белое кино не могли передать реальное великолепие, с которым мы сталкивались в полетах. После «Джемини-9» я чувствовал себя эгоистом, будучи не в состоянии поделиться с другими тем, что смог увидеть и прочувствовать.
«Аполлон-10» впервые нес цветную телевизионную камеру, чтобы добавить к космическому путешествию новое и неожиданное измерение. Наконец-то налогоплательщики могли увидеть, на что пошли их деньги. За восемь дней полета мы провели 19 телевизионных передач, набрав в сумме 5 часов и 44 минуты эфирного времени, почти втрое больше, чем за все предыдущие телесеансы из космоса. Результаты были столь потрясающи, что нам досталась телевизионная премия Emmy. Цветное телевидение означало, что мы можем взять с собой к Луне любого, по крайней мере опосредованно.
Я пустил камеру в ход примерно через три часа после старта, когда Джон Янг занимался последней в этот день серьезной работой – он должен был развернуть командный модуль задом наперед и состыковать его с лунным модулем. Мягко оттолкнувшись, Джон отвел нас примерно на 15 метров от опустошенной третьей ступени и выполнил аккуратное полусальто. По мере этого медленного поворота на 180° в первый раз показалась Земля, и это было уникальное, ошеломляющее зрелище. На «Джемини» мы пролетали над берегами, озерами и городами, путешествуя вокруг света, но теперь мы быстро удалялись от Земли и могли одним взглядом охватить целый океан или континент. На орбите горизонт искривлялся подобно гигантской радуге, но теперь он замкнулся, и перед нами предстала вся Земля, от которой мы удалялись со скоростью почти 40 000 км/час
[124]. Наш голубой глобус, укутанный в белые облака, был окружен чернотой столь глубокой, что я в первый раз осознал, что действительно совершаю космическое путешествие.
Переполненные изумлением, мы не имели права на опасную езду. Нам предстояло вытащить лунный модуль из использованной третьей ступени. Ракета отделилась, но все еще шла рядом, как наш персональный спутник, потому что наши скорости оставались одинаковыми, и «Снупи» все еще был спрятан в маленьком «гараже» в ее носовой части. Четыре белые панели, которые защищали его во время выведения, отвалились назад, подобно лепесткам цветка, когда Джон приближался к нему дюйм за дюймом, целясь носом командного модуля в воронкообразную приемную часть на верхушке лунного посадочного аппарата. Яркое солнце сверкало на металлической коже ракеты. Я наехал камерой на лунный модуль с такой детальностью, что можно было пересчитать все его заклепки. В Центре управления все слегка обалдели. Эти парни, прикованные к Земле в течение стольких лет, теперь могли почувствовать, что находятся на корабле рядом с нами, что наконец-то участвуют в полете на самом деле, в эту самую минуту.
Джон попал точно в «яблочко», и два аппарата состыковались. «Щелк, щелк, и мы тут», – доложил он. Затем он медленно изменил направление тяги и вытащил «Снупи» на свободу, а мы нехотя завершили телешоу, чтобы привести лунный модуль в порядок.
Я заплыл в туннель и открыл люк командного модуля, намереваясь заняться проверкой прочности конструкции – мне нужно было убедиться, что все замки, удерживающие вместе «Чарли Брауна» и «Сну-пи», прочно закрыты. Внезапное изменение атмосферного давления в момент открытия люка сорвало с его задней стороны часть майларовой обивки
[125], и в 23 253 км от Земли я обнаружил себя в центре снежного бурана. Целая волна хлопьев тепловой изоляции излилась из поврежденного места, прежде чем я сумел вновь закрыть люк. Я вернулся в кресло с волосами и бровями, облепленными этим белым материалом, словно перьями. Я выглядел так, как будто ощипал цыпленка, причем мне сразу захотелось почесаться.
Тем не менее мы были готовы к следующему шагу – избавиться от присутствия бесполезной теперь третьей ступени, которая все еще следовала за нами в безвоздушном пространстве. Через четыре с половиной часа после запуска Джон увел наш маленький поезд из «Чарли» и «Снупи» от опасного соседства. По сигналу с Земли двигатель ступени был включен еще раз, чтобы отправить ее на гелиоцентрическую орбиту – это означало, что она будет вечно обращаться вокруг Солнца. Естественно, мы показали это драматическое событие по телевидению.