К тому моменту, когда она вернулась к стойке, Ксюша уже сварила кофе.
– Тебе. – Она поставила перед Ниной дымящуюся чашку и блюдце с каким-то пирожным. – Ешь, это пятничные изыски от шеф-повара. Вкусно.
В том, что вкусно, Нина не сомневалась. Вот только ей не хотелось пирожного, ей хотелось правды. А Ксюше хотелось поболтать. Совпали желания.
– Яков, конечно, не всю правду сказал, – заговорила наконец Ксюша. – Но ты его не вини. Такая история… Я и сейчас, бывает, как накатит, так от жути содрогаюсь, а тогда я вообще девчонкой была, еще моложе Алены, твоей мамы. Мы ж тут все в Загоринах думали, что она третьей жертвой стала. А ты, значит, четвертой… А если Силичну посчитать, так их вообще пять выходило.
– Я не понимаю. – Она и в самом деле не понимала. Раньше речь шла только о бабушке, а теперь вот… еще какие-то жертвы.
– А никто сначала не понял. Когда Светка Нефедова пропала, решили, что в город сбежала. Она такая была… оторви да выброси. Помнится, даже родители ее не особо испугались. А потом ровно через год пропала Женя Симонова. И это уже совсем другая история.
– Почему?
– Потому что Женя была не такая, как Светка, не могла она никуда сбежать. Правильная она была, понимаешь?
– Правильные тоже иногда сбегают. – Ей ли не знать…
– Правильные если сбегают, то ребенка не бросают. А Женя, получается, бросила.
Да, правильные детей не бросают. С этим Нина была полностью согласна. Правильные, когда сбегают, детей забирают с собой, чтобы потом прятаться с ними на Темной воде.
– Они жили у Темной воды?
– Нет. – Ксюша покачала головой. – Загоринские были обе. Но к Темной воде в те времена многие бегали. Искупаться там или за веночком.
Нина хотела было спросить, за каким веночком, но Ксюша нетерпеливо махнула рукой, продолжила:
– Женю тогда всей деревней искали, следователь из города приезжал. Говорят, оба озера водолазы обшаривали, но так ничего и не нашли. А ровно через год оно как рвануло… – Ксюша замолчала, будто вспоминая все подробности того страшного года. – Это уже потом закономерность увидели, когда Алена, мама твоя, пропала, а сначала-то значения не придавали.
– Какую закономерность? – спросила Нина шепотом. Про кофе она и думать забыла, так и держала чашку в ладонях, не сделав ни единого глотка.
– Пропадали все ровнехонько на русальей неделе.
– Какой неделе?
– Русальей. – Ксюша покачала головой. – Сразу видно, что ты не местная, не знаешь, как оно у нас тут. А у нас в Загоринах русалья неделя – это отдельная история. Вот она, кстати, как раз вчера и началась. Но сейчас как-то поутихло все, неинтересно молодежи ничего, кроме интернета, а тогда мы верили.
– Во что верили?
– Во всякое. – Ксюша неопределенно развела руками, словно пытаясь объять необъятное. – Это такая особенная неделя, и ночи в ней особенные. Ну, типа, русалки только в русалью неделю могут на сушу выходить. Вроде если девка сплетет венок и бросит его в воду русальей ночью, а венок этот примут, то она непременно в следующем году выйдет замуж.
– Кто примет? – В Ксюшином путаном рассказе Нина понимала все меньше и меньше.
– На самом деле это поверье у нас такое. Девка плетет венок из луговых трав и бросает его в озеро. Чей венок останется плавать на поверхности, той в следующем году ничего на амурном фронте не светит. А вот если венок под воду уйдет, значит, приняла русалка подарок и поможет чем сможет. Но лучше всего, если девкин венок потонет, а взамен ему со дна русалий венок всплывет. Считалось, что это вообще шикарный расклад. Если такой венок на голову надеть, то любого мужика можно на веки вечные приворожить. Любого, понимаешь? – Ксюша вздохнула, словно бы даже с сожалением. – Говорят, Алена, мама твоя, как раз такой венок из Темной воды и выловила, потому за ней мужики так и бегали.
– И как понять, что это именно русалий венок? – В эти сказки Нина не верила, но любопытство неожиданно взяло верх.
– Очень просто. – Ксюша пожала плечами. – В воду бросают венок из луговых трав, а на поверхность вместо него всплывает венок из кувшинок. Вот такой бартер… И к Темной воде девка должна пойти непременно в одиночестве, в сорочке, собственноручно расшитой, на голое тело надетой. Вот и думай, какой популярностью у нас в Загоринах пользовалась русалья неделя. – Ксюша хихикнула. – Особенно у мужиков. Насмотрится парень на этакую красоту в полупрозрачной ночнушке, проникнется, так сказать, всем сердцем, вот тебе и новый роман! И русалки никакие не нужны. Но старики это дело осуждали. Я прекрасно помню, как батя мне грозился ноги повыдергивать, если только сунусь к Темной воде в русалью ночь, а мамка всякие страсти рассказывала про монстра-перевертыша, что рыщет по берегу озера в русалью неделю.
– Монстра?.. – сердце остановилось.
– Ага. Зверя с красными глазами. Чупакабру. – Ксюша снова неопределенно взмахнула руками. – Эта тварь типа хватает всех зазевавшихся парней, ну, тех, что решились подсматривать за полуголыми девками, и утаскивает в лес. Ну, сама понимаешь, какого сорта эти байки и для чего придуманы. Чтобы молодежь отогнать от Темной воды: и девок, и парней. Чтобы не начудили чего по пьяни и из-за гормонов, чтобы не потонули ненароком. Потому что бабка моя рассказывала, что раньше, еще во времена ее молодости, не проходило ни одной русальей недели без того, чтобы кто-нибудь в озере не утонул или не пропал без вести. Вот те два исчезновения Светки и Жени и списали сначала на русалью неделю, на всю эту ночную вакханалию. А потом пропала Алена с дочкой. Малые дети никогда раньше на озере не пропадали, это уже знаешь какое ЧП! А тут еще и Силичну нашли. Там такая жуть была… – Ксюша подавленно замолчала. – Похоже, рассказывать сказки про русалок ей было проще. – Ее обнаружили на следующий день, сразу после последней русальей ночи. Не в доме, тут Яков не обманул. Она у воды лежала, с вырванным сердцем…
– Как это?..
– А никто так и не понял, как это. Сначала думали на зверя. Там вроде и следы от лап нашли. Следователь даже егерей приглашал, чтобы на следы и рану глянули. Яков тоже присутствовал. – Ксюша вздохнула. – На него потом страшно смотреть было, на три дня в запой ушел. Но так и не поняли, какой зверь мог такое с человеком сотворить. А потом на мелководье нашли охотничий нож со следами крови. А Алена пропала. Да не одна, а вместе с тобой. Ты тогда еще совсем малая была, даже меньше, чем твой сын сейчас. Дом у озера обыскали, а все вещи на месте. Если женщина решает бежать, она ж, наверное, вещи с собой берет.
Ох, ошибается Ксюша… Если женщина решается бежать, она почти ничего с собой не берет.
– Ну, тут уже хочешь не хочешь, а вспомнишь про все прошлые исчезновения. Вот следователь и вспомнил. Взяли в оборот всех, кто сразу с тремя женщинами общался. Таких, ясное дело, в Загоринах оказалось много, деревня-то хоть и большая, но все равно не город, все друг друга знают. Вот кто-то участковому и указал на Серегу Лютаева как на наипервейшего подозреваемого. И со всеми исчезнувшими женщинами был знаком, и в дом ваш вхож, и покойная Силична его не особо жаловала. Впрочем, она вообще никого не жаловала. Строгая была старуха. Алену держала в ежовых рукавицах. Как уж при такой строгости она тебя умудрилась родить, это другой вопрос. О том только твоим родителям ведомо, но факт остается фактом. Той ночью, последней русальей ночью, прабабку твою срочно позвали к Антонине Симоновой, Жени Симоновой маме. Кто говорил, у нее с вечера сердце прихватило, а кто – что примерещилось ей что-то. Ну, русалья ночь же, ясное дело! Да еще и годовщина по пропавшей без вести дочери. И знаешь, что это значило?
