Нина мотнула головой. В груди щемило так, словно это у нее прихватило сердце.
– Это значит, что домой из Загорин Силична вернулась только на рассвете. И убили ее на рассвете, это и экспертиза потом подтвердила. А еще это значит, что Алена ночью никуда из дома не уходила, не могла же она бросить тебя среди ночи одну!
Не могла. Мама никогда, ни за что на свете бы ее не бросила!
– Вот следствие и решило, что если вы с Аленой оставались всю ночь дома, то могли стать свидетелями убийства. – Ксюша помолчала, а потом после тяжкого вздоха продолжила: – Или первыми жертвами, а уже Силична свидетельницей. А Лютаев стал первым подозреваемым. Сначала вообще никто поверить не мог, что это он сделал. – Ксюша снова помолчала, будто и сама до сих пор не до конца верила. – Но там факты, неопровержимые улики…
– Какие улики? – Почти четверть века назад все случилось, а от истории этой до сих пор веяло таким ужасом, таким безумием, что невозможно поверить.
– Когда начали всех, кто был с Силичной и Аленой знаком, на допросы таскать, Лютаева не сразу нашли. Пропал, словно в воду канул. Яша его тоже искал. Они же дружили все вчетвером: Яша, Лютый-Лютаев, Сычев и Березин. Неразлейвода были по молодости. Это сейчас их жизнь пораскидала: Якова – в охотнадзор, Лютого – на зону, а Сычева с Березиным – в бизнес, а тогда-то никто из них и не думал, что так все сложится. Да ты пей кофе, остынет же!
Уже остыл. Да и как запивать такую историю кофе? Ее бы запить водкой или вот виски, которым отпаивал ее Чернов.
– Они все вместе были той ночью? – спросила Нина, делая глоток скорее из вежливости, чем от необходимости.
– В том-то и дело, что нет. Яков рассказывал, что звали они Алену на гулянья по случаю завершения русальей недели, но она отказалась. Теперь-то понятно, что из-за тебя, что не с кем было тебя той ночью оставить. Ну и с Серегой они вроде как поругались тогда. Свидетели нашлись, что поругались. Вот Яша мой и стал свидетелем. Он до сих пор себе простить не может, что рассказал тогда про это участковому. Думает, что предал товарища. А я ему говорю: какое же это предательство, когда речь идет об убийстве?! – Ксюша глянула на Нину так, словно ждала от нее одобрения.
– Вы ее тоже знали, мою маму? – спросила Нина.
– Ну как знала… – Ксюша пожала плечами. – Я тогда малая еще была. Родители меня даже в клуб не пускали. Со стороны наблюдала. Алена красивая была. – В голосе Ксюши послышалась едва уловимая зависть. – На нее многие парни заглядывались.
– И Яков?
– И Яков, – сказала Ксюша как отрезала. В этот момент к ней обратился один из посетителей кафе, и она вышла в зал. Нине показалось – с явным облегчением. Похоже, Ксюша уже и сама была не рада тому, что затеяла этот разговор. Нина тоже была не рада, потому что Ксюшин рассказ стал еще одним подтверждением существования зверя. Того самого, что минувшей ночью чуть не уволок Темку, того самого, что вырвал из груди ее прабабушки сердце… Думать об этом было так жутко, что Нину до костей пробрал озноб.
Пока Ксюша обслуживала столик, Нина подошла к увлеченно рисующему сыну, встала за спиной, привычным движением взъерошила волосы, заглянула через плечо и перестала дышать…
Темка рисовал зверя. Черно-серая шерсть в кровавых подпалинах, изогнутое в стремительном прыжке тело, длинные, словно многосуставные когтистые лапы, остроконечные уши, огромные клыки, полыхающие красным глаза… Не волк – зверь, жуткий, неведомый зверь… А в пасти у зверя – то ли кукла, то ли маленькая девочка. Пусть бы лучше кукла. Нет, не так! Пусть бы лучше Темка ничего этого не рисовал!!!
– Темочка, кто это? – спросила Нина сиплым голосом.
– Это Сущь, – ответил Тема, старательно раскрашивая красным девочкино платье. Понять бы, отчего платье красное. Или лучше такое не знать?..
– Это волк, да? – Мозг все еще искал рациональное объяснение необъяснимому. – Это волк и Красная Шапочка, да?
Вот только волк на волка не похож, а у девочки на рисунке красное платьишко, а шапочки никакой нет. Но ведь Темка мог забыть или просто придумать свою историю. Вот такую жуткую историю…
– Это Сущь, – повторил сын упрямо и, высунув язык от предельной сосредоточенности, нарисовал под зверем красные следы. Не волчьи, а человеческие следы…
– А это? – Осторожно, кончиком ногтя, Нина коснулась нарисованного следа.
– Это кровь, – объяснил Темка. И не понять, то ли радоваться стремительно увеличивающемуся словарному запасу сына, то ли ужасаться его фантазии. Если это вообще фантазия. Если это не воспоминания…
– Можно мне? – Она потянула на себя рисунок, и Темка расстался с ним без сожаления. – Спасибо, сынок. Доедай пончики.
Мимо их столика проплыла Ксюша, едва заметно кивнула, мол, пойдем, расскажу, что было дальше. Нина торопливо сложила рисунок, сунула в карман джинсов, вернулась к стойке.
– Они все ее любили, – сказала Ксюша решительно. – Все четверо. Мне иногда кажется, что Яков любит ее до сих пор.
– А вы ревнуете?
– Ревную. – Ксюша горько усмехнулась. – Хоть и понимаю, что нет ее больше, что не нужен ей был никто, раз за столько лет весточки не подала, а на душе все равно кошки скребутся, кажется, что любит он меня вполсилы.
Нина не стала спрашивать, про кого она. И без того понятно, что про Якова. Ей другое не понятно: почему мама так круто, так бесповоротно изменила их жизни. Она ведь сбежала. Она была напугана до такой степени, что даже не приехала на похороны собственной бабушки. Кем напугана? Или вернее спросить – чем? И ей, единственной дочери, ни словом не обмолвилась о тех давних событиях. Да и сама Нина что помнила? Если ей тогда было почти столько же, сколько сейчас Темке, то помнить она должна хоть что-нибудь. А вот ничегошеньки! Ее воспоминания брали начало теплым летним утром в крошечной спальне, оклеенной свежими обоями в цветочек. Ее комната. Ее игрушки. А вот ее мама. Сидит рядом с кроватью на стуле, сложив на коленях тонкие, полупрозрачные руки, смотрит на Нину со смесью радости и недоверия, плачет и шепчет одними только губами:
– Здравствуй, доченька…
Мама рассказывала, что в детстве Нина сильно болела. Настолько сильно, что им пришлось сменить и город, и климат. А воспоминания… наверное, их стерла та тяжелая болезнь. Но это ведь не беда! Будет еще очень много разных воспоминаний и впечатлений!
Так и случилось. Мама была права.
– Расскажите про Лютого, – попросила Нина. – Как его вычислили? По каким следам?
– По кровавым, – ответила Ксюша и поморщилась. – Нашли его быстро. Спал мертвецки пьяный в колхозном сарае. Там же, в сарае, потом при обыске нашли его рубашку со следами крови. Группа крови и резус совпали с кровью Силичны. На охотничьем ноже – его отпечатки. А в доме, в твоем доме, остались следы его сапог. Следователь решил, что Лютый после того, как убил и выпотрошил старушку, зашел в дом. Наверное, искал Алену и тебя.
