– Оторвались, – сказал Чернов все тем же равнодушным тоном. – Кажется.
– Что это было? – Нина гладила затаившегося Темку по влажным волосам, прижимала к себе его обмякшее, горячее тело. – Что это за зверь?
– Не знаю. – Чернов пожал плечами. – Но краску мне эта зараза попортила.
Краску?! Тут такое творится, а этот может думать только о своей машине! Чтобы не закричать, Нина до боли в челюстях сжала зубы.
– Скоро будем на месте. – Джип сполз с асфальтовой дороги на проселок, медленно покатился вперед. – Как там малой?
Нина поцеловала сына в висок. Он был горячий, как раскаленный на солнце лист жести. И дышал Темка тяжело, по-стариковски. Паника накрыла с головой, навалилась косматой, пахнущей псиной тушей, набилась в горло колючей шерстью. Нина захрипела, рванула вниз молнию Темкиной олимпийки, ощупала обмякшее, словно тряпичное тельце.
– Он без сознания! Чернов, слышишь? У него жар, и он без сознания!
Нина кричала и из-за крика своего не замечала, что заглох мотор, а джип остановился. Распахнулась задняя дверца, и чьи-то крепкие руки вытащили и ее и Темку из салона под холодный свет звезд.
– Не ори! – рявкнул над ухом строгий, когда-то знакомый, а сейчас позабытый голос. – Не пугай малого. Давай занесем в дом и посмотрим.
Она пугает? Она, а не та призрачная тварь, что неслась вслед за ними? Это она пугает?!
– Я сказал, успокойся! – Кто-то тряхнул ее за плечи, а потом вырвал из рук Темку. – Все, я несу его в дом!
– …Что у вас тут? – Этот скрипучий голос тоже был когда-то ей знаком. Шипичиха. Злая старуха, что приютила их с Темкой на пару ночей. – Ты чего орешь, девка? – Ее не тряхнули, ее ударили. Сухой, как высохшая ветка, ладонью хлестнули по щеке, приводя в чувство. – Ну, можешь соображать? – Бледный свет луны заслонила высокая тень. – Или еще раз по мордасам перетянуть?
Нина молча кивнула. От этой тени веяло не только злостью и раздражением, но еще и уверенностью. Уверенность – вот то, чего ей так не хватало в последние дни.
– Тогда в дом! – приказала тень и растворилась в темноте.
* * *
Чернову было проще думать про испорченную обшивку джипа, чем о той твари, что сумела такое сотворить. Вопрос с обшивкой требовал лишь времени и финансовых вливаний, а вот как быть со всем остальным? Со зверюгой, которая гналась за ними пару километров? С бьющимся в истерике малым? С его до смерти напуганной маманькой?
Полегчало, только когда на их вопли из покосившегося домишки вышла старуха. Высокая, крепкая, злая. Она оттеснила Чернова от Нины, мельком глянула на малого, которого он прижимал к себе с беспомощной растерянностью, а потом влепила Нине оплеуху. Чернову и самому хотелось, но женщин бить нельзя. Тем более она ведь не виновата. Он бы и сам с радостью поорал, если бы знал, что после этого отпустит.
– В дом! – велела старуха им обоим и направилась к двери, возле которой суетилась маленькая косматая тень. Псинка. Самая обыкновенная псинка. Никаких тебе красных глаз и охренительных когтей, но мимо нее Чернов протискивался осторожно, бочком. Мало ли что…
– Сюда клади! – Старуха указала на кровать, над которой висел плюшевый коврик с оленями.
Такой раритет Чернов видел только в исторических фильмах. Подумалось вдруг, что коврик бы ему тоже сгодился, вещь с историей и вполне себе в духе. Он осторожно положил малого на кровать, и к нему тут же сунулась Нина, принялась ощупывать сначала лоб, потом руки, потом стащила кроссовки.
– Убери ее, чтоб не мешала, – приказала старуха таким тоном, что еще попробуй ослушайся. Не зря, выходит, Яков ее побаивался. Теперь вот и он, Чернов, будет побаиваться. Как ни крути, а лучше бояться старую ведьму, чем чудище лесное.
Отрывать Нину от малого пришлось силой. Может, и не получилось бы, потому что силы в ее тщедушном теле вдруг оказалось немерено. Снова помогла старуха, глянула через плечо, спросила:
– Сыну добра желаешь?
Нина замерла, перестала вырываться.
– Тогда не мешай. Прими как данность, что ребенок у тебя особенный. И судьба у него особенная.
– У него жар… – Мышцы ее под пальцами Чернова были словно каменные. Такие же твердые и такие же холодные. – Ему нужно в больницу.
– Не нужно. – Старуха погладила Темку по голове. Чернов тоже погладил… Темкину мамашку. – Ты его и свою судьбу враз переменила, как только явилась к Темной воде. Там теперь ваше место.
– Нет. – Нина мотнула головой, то ли стряхивая ладонь Чернова, то ли не соглашаясь со старухой.
– Да! Проросли корни. Теперь не выдрать. Пока все не решится, вам от Темной воды ходу нет.
– Какие корни?! Что решится?! – Кажется, Нина оживала, словно бы выходила из транса. – Мы уедем отсюда! Завтра же утром уедем!
– Воля твоя. Только если уедете, то обоим вам не жить. Тебя уже однажды отсюда с корнем выдрали. Ты не помнишь, что было? – Старуха усмехнулась. – Конечно, откуда тебе помнить, ты ж три месяца при смерти была. Еле вытянула я тебя. Хочешь для сына своего такой доли? Хочешь его судьбой рискнуть? Так я тебя не держу! – Она распахнула дверь, и в комнату тут же юркнула лохматая собачонка, юлой завертелась у хозяйкиных ног.
– Что мне делать? – Нина больше не сопротивлялась. Наверное, если бы Чернов ослабил сейчас хватку, она упала бы на пол, рухнула, как каменный истукан. – Как мне ему помочь?
Старуха если и слышала вопрос, то отвечать не спешила. Она кружила по комнате, складывая в плетеное лукошко какие-то вещи. Чернову показалось, что травы и склянки. Малой лежал на кровати ни живой ни мертвый, страшно глянуть. Чернов решительным шагом подошел к кровати. Травки – это, конечно, хорошо, но не в данном случае. Беглый осмотр подтвердил самые худшие подозрения. Определенно, у малого жар, температура под сорок, если не больше. Тахикардия и хрипы в легких. Такие хрипы, что слышны безо всякого фонендоскопа. Черт! И когда все началось? Нормальный же был малой! Еще полчаса назад лопал мороженое… В город его надо. И как можно быстрее! Он уже открыл было рот, но старуха не позволила и слово сказать, заговорила сама:
– Ты, парень, бери мальца и неси в свою машину. А ты, – она ткнула узловатым пальцем в Нину, – не вздумай мне по пути истерики устраивать.
– Куда едем? – осведомился Чернов своим специальным тоном.
– К Темной воде. – Старуха распахнула дверь, посмотрела на них с Ниной одновременно требовательно и выжидающе.
– Мадам, – Чернов говорил медленно, подбирал слова, – с какого перепуга к Темной воде? – Он едва сдерживался, чтобы не заорать. Пока еще сдерживался.
– Слушай меня, мальчик! – А вот старуха слов не подбирала. – А чего это ты лезешь не в свое дело? Или все-таки в свое? – Она сощурилась, посмотрела на Чернова так, будто все про него знала. А может, и знала. Может, она и в самом деле ведьма. – Бери малого и неси в машину! – сказала как отрезала.
