– Она пропала, – сказал Яков, обшаривая карманы штанов в надежде найти в ворохе бычков хоть мало-мальски целую сигарету.
– Кто пропал? – спросила Нина, косясь на окно спальни.
– Девчонка эта мертвая пропала. Скоро приедут водолазы, осмотрят берег. – Яков замолчал, а потом сказал совсем уж странное: – Лучше бы они не берег прочесали, а озеро целиком.
– Почему? – спросил Чернов одновременно с Ниной.
– Потому что Темная вода, – заявил Яков и снова замолчал.
Он молчал очень долго, нашел-таки ту самую пожеванную сигарету, отошел с ней к перилам, закурил, а когда выкурил до самого фильтра, заговорил:
– Как же мне не нравится вся эта история!
Чернов усмехнулся. Ему тоже она не нравилась.
– Гиблое место. – Яков бросил смущенный взгляд на Нину, виновато улыбнулся. – Ты уж меня прости, но нельзя тут ни тебе, ни малому твоему. Если не хочешь у Шипичихи жить, переселяйтесь ко мне. Ксюша, конечно, сначала ворчать будет, но я ей объясню. Она у меня баба понимающая. – Впервые за это страшное утро он улыбнулся.
– Нет. – Нина покачала головой. Выражение лица у нее было такое, словно она из последних сил пыталась не сказать «да». Чернов ее понимал. Думал, что никогда не поймет, а вот на тебе. – Нам нужно оставаться здесь, у Темной воды.
– Оставаться вам тут нужно?! – Яков неожиданно разозлился, перешел почти на крик, но тут же виновато прижал к губам указательный палец. – Все, прости, не хочу малого пугать. – Он немного помолчал, а потом решительно добавил: – Лучше я тебя, Нина, напугаю.
Нина побледнела, на мгновение прикрыла глаза, словно пытаясь защититься от этой никому не нужной правды, а потом решительно и отчаянно вздернула подбородок.
– Ксюша мне уже сказала, что ты знаешь, какую мученическую смерть приняла твоя прабабка. И от кого приняла, тоже сказала.
– От зверя. – Нинины губы побелели. – Ее убил зверь.
– Может быть, зверь, а может, и человек.
– Лютаев?
– Да. – Яков кивнул, вернулся к столу, уперся локтями в столешницу. – И я вот никак для себя не решу, какой зверь страшнее: тот, что о четырех ногах, или тот, что о двух.
– Он может ходить на задних лапах, – сказала Нина шепотом.
– Кто? – Яков вернулся обратно к столу.
– Сущь. Зверя зовут Сущь.
– Кто зовет? – Поверх «авиаторов» Яков пристально посмотрел на Нину. – Откуда ты вообще про него знаешь?
– Эта тварь вчера ночью напала на мой джип, – признался Чернов с неохотой. Посвящать Якова в подробности вчерашнего происшествия не хотелось, но дело с каждой минутой меняло масштабы, втянутыми в него оказывалось все больше и больше людей. – Если не веришь, можешь изучить повреждения на эмали.
– Верю. – Яков закивал с таким же энтузиазмом, с каким до этого кивал Березин. – Тогда и вам двоим будет легче поверить в то, что я вам сейчас расскажу. – Он откинулся на спинку стула, поднял на лоб очки. – Когда Генка Сычев говорил про требуху, что из его пуза вываливалась, он нисколечко не преувеличивал, потому что это я его тогда полумертвого нашел и вот этими самыми руками, – Яков глянул на свои широкие, заскорузлые ладони, – его требуху ему обратно в пузо запихивал, а параллельно пытался остановить кровотечение из порванной ноги. А еще бога молил, чтобы он дотянул до больницы, потому что с такими ранами не живут.
– Но он ведь выжил, – произнесла Нина с каким-то непонятным упрямством.
– Выжил, но какой ценой? Про то, что раны до сих пор кровоточат, он сказал, а про то, что живет уже больше двадцати лет на обезболивающих, сказать забыл.
– Что случилось с Березиным? – перебил его Чернов. Откуда-то он знал, шестым чувством догадывался, что паралич Березина – это не просто так. – Как давно у него случился инсульт?
– Давно. – Яков мотнул бритой головой. – Почти в то же время, как Генку тварюга эта порвала на британский флаг.
– Его тоже порвали? – Видимых следов на Егоре Березине Чернов не заметил, но ведь и Сычев свои страшные раны никому не демонстрировал.
– Его утопили, – сказал Яков с таким выражением лица, что не понять, говорит он правду или шутит.
– В Темной воде?
– Да. Генка тогда как раз в больнице был, в реанимации. Еще не живой, но уже и не мертвый, достали его с того света районные хирурги. Вот мы с Егором и решили отметить это дело. Ну, и помянуть Силичну с… – он осекся, – с Аленой помянуть. Чтобы, значит, без посторонних глаз. Потому и приехали на Темную воду, чтобы никто не мешал.
– Здесь вообще водится рыба? – спросил Чернов.
– На моей памяти никто тут ничего не ловил. – Яков снова мотнул головой. – Мы рыбу с собой привезли. Мы ж не порыбачить хотели, а напиться, выпустить, так сказать, пар. Ну и напились. До свинячьего визга напились. Я уснул. Береза, кажется, тоже уснул. Даже еще раньше меня. А потом среди ночи меня словно под дых кто-то пнул. Я вскочил, но спросонья и с бодуна ничего понять не могу. Где я? С кем я? Потом услышал крик. Не крик даже, а так… эхо от крика. Огляделся, а Егора рядом нет. Ну, тут я сразу протрезвел, потому что из нас четверых… – он осекся и тут же исправился: – Из нас троих только Егор с природой был на «вы». Мы-то все в Загоринах выросли, а он с родителями только на лето приезжал. Это уже потом, когда его отцу пансионат вверили, они сюда всей семьей переселились. Но ни к охоте, ни к рыбалке он так и не пристрастился. Таскался за нами так… по-дружески, но особой тяги к этому делу не испытывал. Но плавал хорошо. Тут что есть, то есть. Лучше всех нас плавал, потому что сначала в городе в бассейне тренировался, а потом уже в пансионате. Там у них тоже бассейн есть. Это Егор сейчас вот такой развалиной выглядит, а тогда был красавец. Завидный жених для всех загоринских девиц. Вот поэтому я сначала не особо испугался, когда понял, что Егор в заплыв ушел. Помню, как не хотел в воду заходить, поорал сначала с берега, а он не отвечает.
Нина слушала рассказ Якова, сцепив в замок побелевшие пальцы.
– Сунулся я, значит, в воду. А темно кругом – хоть глаз выколи. Звезд не видно, луна за тучу зашла. Брел по дну, пока было можно, а потом поплыл. В темноте и на голос. Только не на голос… – Яков вдруг поежился, – а на голоса. Словно песню кто пел, тихими такими, едва слышными голосами. Слов не разобрать, а страсть как хочется понять, о чем эта песня. Плыву я, значит, башкой по сторонам верчу, а рядом со мной в темноте словно бы тоже кто-то плывет. То затылка коснется, то за пятку пощекочет. Наверное, я все-таки был тогда изрядно пьян, потому что даже сейчас мне ту ночь вспоминать страшно, а тогда – ничего, плыл себе и плыл. Да еще любопытно…
Чернов слушал Якова, а думал о прошлой ночи. Вот ему не было любопытно, и певуний тех ночных встретить еще раз ему бы не хотелось.
– Я уже и забыл, что мне нужно Березу искать. – Яков шмыгнул носом. – Мне вдруг так хорошо стало, спокойно. До тех пор, как кто-то… нежить какая-то не положила мне ладони на плечи и под воду не утянула. Вот тогда и спал морок. Морок спал, а страх вернулся. Забарахтался я, стал отбиваться. И от этих рук, и от этих… мертвецких ласк. Открыл под водой глаза, а там уже не темно, луна выглянула. И вот в этом лунном свете кружат они вокруг меня, хороводы водят…
