Нина бросилась к нему, по-прежнему неподвижному и равнодушному, с силой дернула за рукав, потянула на берег, мельком успев заметить на плече у Якова охотничий карабин. Он шел послушно, не сопротивлялся. И на том спасибо. Нина толкнула его к террасе, и он деревянным истуканом привалился к ступеням. А она уже тащила с его плеча карабин.
Нет, она не была великим стрелком, но Игорь кое-чему ее научил. Ему нравилось оружие и нравились женщины с оружием в руках. А Нине, тогда еще молодой и глупой, хотелось нравиться ему…
Карабин был тяжелый, и тяжесть эта придавала уверенности. Она выстрелит. Если потребуется, она выстрелит в любого, но сначала надо понять, куда делся зверь.
Прибрежные кусты не шевелились, и в наступившей тишине не слышалось ни звука, даже плеска воды. Тварь сдохла? Было бы здорово, если бы сдохла, но не нужно обольщаться. Это не обычный волк или пес, это вообще не зверь. Это Сущь, нездешний монстр, который неведомо зачем вернулся из небытия и на оборванном поводке притащил за собой воспоминания, жалкие ошметки Нининых воспоминаний…
А из темноты выступила тень, высокая, долговязая, человеческая. Нине очень хотелось верить, что человеческая. Тень бесстрашно шагнула к кустам, пошарила в них чем-то похожим на палку. Только Нина знала, что это не палка, а ружье. То самое ружье, выстрел которого прогнал монстров. Наверное, Сущь на самом деле сдох или сбежал, потому что никто не выпрыгнул из кустов со страшным рыком, не сверкнул красными, как катафоты, глазами, не занес для удара когтистую лапу, чтобы убить человека с ружьем.
Ей бы выйти, поблагодарить своего спасителя, но инстинкты, глубинные, почти животные, взяли тело под контроль. Никому нельзя верить. Особенно тому, в чьих руках ружье. Верить можно только себе самой. На себя одну надеяться. И вместо того чтобы выйти, Нина отползла в самый дальний, самый темный угол террасы. Сейчас ей оставалось только молиться о том, чтобы Темка не вышел из дома, чтобы выполнил ее приказ.
А незнакомец уже направлялся к дому. Шел тяжелыми, шаркающими шагами, медленно и словно бы неуверенно переставляя ноги в грязных охотничьих сапогах. Этот человек уже бывал в ее доме. В ее доме или в ее кошмарах. Нина теперь и сама не знала, где явь, а где сон. Тогда она не рассмотрела его лица, и сейчас оно пряталось за низко надвинутым капюшоном дождевика. Человек остановился у изножья лестницы, ведущей на террасу, вопросительным знаком завис над неподвижным Яковом.
– Ты… – Голос был сиплый, то ли простуженный, то ли прокуренный. – Вот и свиделись… – И черный ствол ружья уперся Якову в грудь.
Нина сцепила зубы, чтобы не закричать, сделала глубокий вдох, унимая дрожь в руках, медленно подняла карабин. Сначала в воздух. Она не станет стрелять в живого человека, кем бы он ни был. Для начала она выстрелит в воздух. Может, этого хватит…
– Ну, чего молчишь, Яша? Тогда нечего было сказать, так сейчас хоть что-нибудь скажи. Вот он я, весь перед тобой. И поверь, сейчас я куда опаснее, чем двадцать лет назад.
Теперь она знала, по одной этой фразе поняла, что это за человек. Это Лютый, некогда смертельно влюбленный в ее маму, осужденный за убийство, которого не совершал, вернувшийся, чтобы отомстить.
Нет, она не станет стрелять в воздух, она выйдет под свет луны. Пусть он сначала ее увидит, а потом они поговорят. Попытаются поговорить. Им есть что вспомнить. У них имеется как минимум одно общее воспоминание. Игра в прятки: Нина пряталась, а он искал. Кого он искал тогда в их доме? И что бы сделал, если бы нашел?
– Ты не знаешь, а она ведь приходила тогда ко мне. Уже после всего… этого. Только я еще не знал, не понял я тогда, дурак, ничегошеньки… Даже не сразу сообразил, на самом деле все это со мной случилось или спьяну примерещилось… Пьяный я тогда был… Мертвецки пьяный. Лучше бы подох там, на берегу. Может, она бы тогда меня… – Лютый не договорил, замолчал, прислушиваясь.
Нина тоже прислушалась. В полуночной тишине с каждой секундой усиливался еще один звук. Звук этот она узнала безошибочно. Сквозь подлесок и темноту к ее дому прорывался джип Чернова. Или Чернов на джипе, это уж как посмотреть.
Лютый не испугался, лишь досадливо покачал головой и перекинул ружье через плечо.
– Еще свидимся, Яша, – сказал, отступая в темноту. – …И с тобой тоже свидимся.
Он не мог ее видеть, но смотрел, кажется, прямо на Нину. Сердце замерло, а карабин налился чугунной тяжестью. Он знал. Он все это время знал, что она прячется поблизости. Или просто предположил? Предположил точно так же, как Чернов предположил, что им с Темкой этой ночью может понадобиться помощь.
К тому моменту, когда внедорожник Чернова с ревом замер перед террасой, Лютый уже исчез, растворился в темноте, словно его и не было. Пусть бы его и не было…
Чернов выскочил, почти вывалился из салона, рванул к дому. На ходу он едва не сшиб сидящего у лестницы Якова, заметил его в последний момент, чертыхнулся. А Нина с карабином наперевес уже выползала из своего угла. От облегчения, от того, что все это закончилось, пусть и на время, колени ее ослабли, и идти нормальной человеческой походкой не получалось, получалось ползти, как ночной тать. Хоть бы его не напугать.
Не напугала. Может быть, потому, что подала голос раньше, чем он ее заметил.
– Это я, – сказала весело, словно играла с ним в прятки. В те самые прятки, когда никто-никто не мог ее найти.
Первым делом он глянул на карабин, обошел Якова, поднялся по ступенькам, аккуратно забрал у Нины оружие и так же аккуратно встряхнул за плечи.
– Это ты стреляла? – спросил, всматриваясь в ее лицо.
Его собственные руки оказались холодными, почти такими же холодными, как у утопленницы. И одежда на нем была мокрая насквозь, а с волос и бороды на грудь стекала озерная вода.
– Не я. – Нина коснулась пальцами его бороды. – Ты купался?
– Купался. – Он мотнул головой, а потом добавил мрачно: – Хороводы водил… Где Темыч?
Он подумал про ее сына раньше, чем она сама. Это было нечестно. Он Темке никто, а она родная мать! Не говоря ни слова, Нина подошла к двери, поскреблась в нее и сказала неестественно бодрым голосом:
– Темочка, это я! Можешь открыть!
Дверь открылась тут же. Наверное, Темка все это время стоял за ней и прислушивался. Что он услышал? Что понял?
– Все, ты проводила тетю? – спросил он без страха, но с любопытством.
– Какую тетю? – буркнул за ее спиной Чернов.
– Проводила. И смотри, кто к нам приехал! – Она потянула Чернова за мокрый рукав. – А на террасе еще сидит дядя Яков. Ты побудь тут, а дядя Вадим поможет мне привести его в дом.
– Дядя Вадим поможет. – Чернов кивнул. – Отчего ж не помочь? – Он пошарил в темноте, щелкнул выключателем, и террасу залил уютный желтый свет. В этом свете все казалось нестрашным, лишь самую малость странным. И сидящий в изножье лестницы Яков выглядел безобидным, перебравшим лишнего пьяньчужкой.
