– Стрелять не станут, – задушенно сообщила с дивана Шелестова. – Не быть нам героями криминальной хроники.
– И шут с ней, – подала голос Вика. – Зато и в прозекторской прописываться не придётся. Уже неплохо.
– Я там как-то раз побывала, – пискнула Таша. – Там холодно и формалином пахнет. Меня потом стошнило!
– Тебя стошнило от того, что ты жрёшь восемь раз на дню, – резонно возразил ей Жилин.
– Истинно так, – подтвердил Петрович. – А пепельницу можно попросить?
– Теперь я понимаю, Киф, почему ты на работу не каждый день ездишь. Эту трескотню больше получаса выдержать невозможно, – неожиданно спокойно сообщил мне Валяев. – Но, с другой стороны, с такими друзьями не скучно.
– Что да – то да, – признал я. – И когда мы в конце концов окажемся все в одной палате, то тогда и наступит конец света.
– Вынужден вас расстроить, конца света не состоится, – развёл руки в стороны Ерёма. – Это убыточное предприятие. Совершенно нерентабельное. Причём для абсолютно всех заинтересованных лиц.
Валяев рассмеялся, но глаза у него при этом были такие, что у меня мороз по коже прошёл. Наверное, так смотрит кобра перед атакой – холодно, расчётливо, заранее получая удовольствие от предстоящего убийства.
– Шутка, – хлопнул в ладоши Ерёма. – Конечно, это шутка. Кто знает промысел высших сил? Никто. Не дано нам, смертным, постичь планы и мудрость тех, кто создал этот мир.
– Зато мы, смертные, придумали атомную бомбу, – усмехнулся я. – Две-три почти синхронно нажатые красные кнопки, и лет через двадцать до промысла высших сил уже никому не будет дела, кроме разве что тараканов. Остальные все вымрут. Кто от радиации, кто от ран, кто от голода, а остальных добьёт ядерная зима.
– Ты назвал меня «схоластом»? – почти весело спросил у Валяева Ерёма. – Ну-ну.
– У тебя пять минут, – буркнул тот. – Киф, жду тебя у входа.
– Не жди, – отозвался я. – У нас мероприятие и незаконченный турнир. Доиграю – приедем. Не дело ребят бросать.
– Охота тебе на их вопросы отвечать? – передёрнул плечами Валяев. – Задолбают ведь.
– Лучше здесь и теперь, чем они потом всякой ерунды напридумывают, – привстав, негромко объяснил ему я. – Дешевле выйдет.
– Тебе видней, – отмахнулся он. – Как приедешь – ко мне загляни. И лишнего не болтай.
Повернувшись на каблуках, он покинул клуб, за ним потянулись те, кто раньше изображал посетителей.
А быстро он среагировал на сигнал Ватутина. Ерёма – ладно, у него всё было спланировано, не удивлюсь даже, что и этот клуб почти пуст был неспроста. Но скорость Валяева впечатляет. Что там времени было? Всего ничего.
В словесном единоборстве победил Ерёма, но моего нанимателя все равно есть за что уважать. Гад он, конечно, но иногда бывает очень крут.
– Так что вам нужно? – осведомился я, как только Валяев покинул зал.
– Мне? – Ерёма поморщился, глянув на недоеденный кусок пиццы – Ничего особенного. Просто хотел дать один совет.
И он замолчал, постукивая пальцами по столу.
– Лен! – крикнул я. – Ты права. Мы во второсортном голливудском фильме. Причём в стиле нуар.
– Тогда нам надо заказать мартини, – откликнулась Шелестова. – Такой сухой, что его грызть придётся. В тех фильмах все пили мартини, слушали свинг и носили длинные светлые плащи. У вас есть такой? Если нет, то я у папки могу один спереть.
– Смешно, – признал Ерёма. – Итак – совет. В самом скором времени может случиться так, что вам придётся делать выбор. И вот тогда доверьтесь сердцу. Не разуму, не страху, не расчёту, а сердцу. Тогда, быть может, у вас будет шанс выйти из воды если не сухим, то хотя бы чуть подмоченным.
– Я подобных советов очень много могу дать. Ну, из числа тех, что подходят на все случаи. Например – носи зимой под портками «трикошку», а то всё отморозишь. Уважаемый, вся наша жизнь – выбор, от первого писка до последнего вздоха. Иногда мне кажется, что именно в этом смысл человеческого существования. Если бы бытие всякий день не ставило задачи, которые надо решать, то наши далёкие предки с веток бы не спустились. За ненадобностью.
– Я сказал, а вы думайте, – Ерёма встал из-за стола. – Все скоро кончится, так или иначе. Вы неплохой человек, Харитон. Неплохой, хоть и хотите казаться хуже, чем есть. Потому я и сказал то, что вы услышали. Но решать, по какой дороге идти, придётся только вам.
– Чума на вас, – отмахнулся я. – Снова сказано всё – и ничего. В этой связи у меня возникает вопрос – зачем понадобилось то, что вы тут устроили? Только чтобы сообщить мне несколько общих фраз? Или цель была другая?
– Времена меняются, – изогнул левую бровь мой собеседник – Господин Никифоров сказал вслух то, что раньше всегда оставлял при себе. С чего бы?
– Надоели вы мне все, – искренне ответил я. – Ужас как. Прощайте, Ерёма. Я лучше пойду к своим друзьям и выпью. Правда, кое-кто из этих друзей, сидевших недавно со мной за одним столом, оказался предателем, но ведь такое иногда случается, не так ли? Да и последствия этого не такие уж катастрофичные оказались.
– Предательство – тонкая материя, – очень серьёзно сообщил мне Ерёма. – Прежде чем судить того или иного человека, всегда надо узнать цену, которую он взял за сие деяние. Возможно, он не так и виновен, как может показаться. Да и само предательство не всегда зло, иногда оно принимает черты благодеяния.
– Вот поэтому я с ними, а не с вами, – отодвинув стул, я тоже встал на ноги. – Слишком размыты у вас границы понятий, которые не требуют многостраничных толкований. Чересчур. Я сам не эталон добра и света, но всё же считаю, что есть вещи, которые нельзя классифицировать, поскольку они всегда являются именно тем, чем являются. Понять их потом можно, простить тоже, мы все не агнцы, но это не отменяет самого деяния. Та, что служит вам, меня предала. Называйте вещи своими именами.
Ерёма грустно вздохнул, безнадёжно махнул рукой и побрёл к выходу. За ним поспешили молодые люди, так и не доиграв партию.
А я пошёл к своим коллегам.
– Что это было? – наконец-то проморгалась Ксюша. – А?
– Постановочное шоу, – сделав предельно честное лицо, выпалил я. – В честь твоего нового назначения.
– Мне понятно только одно, – рассудительно заметил Стройников. – Мы увидели небольшой кусочек той жизни нашего шефа, которая проходит вне редакции. И увиденное впечатляет.
– Не дай тебе бог, Гена, оказаться в той жизни, – Вика набулькала в стакан белого рома на два пальца и, даже не смешивая его с колой, жахнула одним глотком. – Уж поверь.
Я же смотрел на Ташу. Мне было очень интересно – захочет она мне хоть что-то сказать или нет.
Захотела. Не сразу, только после того, как улеглись страсти, пара бутылок показала дно и шары снова загромыхали по желобам.
