Как под ветром не гнешься, так и Рэймонду вовек гордо стоять, все удары судьбы легко принимать.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Как защищаешь сенью леса да зверье, так Рэймонда защити, жизнь и здоровье ему подари.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной.
Ты наполняешься силой земли, ту же силу Рэймонду подари, чтобы в буре смог выстоять, чтобы зло смог побеждать.
Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной».
Слова лились словно горный ручей, легко и свободно, и ритм заговора казался простым, безумно знакомым, естественным, правильным. Словно я все это знала, всегда знала, оно таилось внутри меня, ожидая, когда понадобится, и в нужный миг, в самый нужный миг эти слова перестали быть только словами, они стали волшебством, серебром лунного света, сиянием звезд, умиротворяющим шумом листвы на деревьях…
И вдруг все изменилось!
Резко, стремительно, жутко!
Потому что я, находясь здесь, в замке, вдруг увидела обрыв, один из тех, заросших крапивой и колючими кустарниками, на северной окраине леса, куда никто никогда не ходил, и там, в самой густой части скопления колючих насаждений, в самой глубине пропасти, в самом жутком месте — вдруг зажглись ненавистью желтые, звериные, полные ярости глаза чего-то ожившего!
Последнее, что я запомнила, был крик… абсолютно точно мой, и я потеряла сознание, ощущая, как стремительно меня сжали обеими руками.
***
Ночь была странной. Мне все время снилось, что я стою на краю обрыва, а из него рвется, ломая когти, сдирая шкуру о колючий кустарник, огромный монстр! Чем-то он был похож на волка, чем-то лишь на монстра. Но в его глазах сияло зло. Чистое, яростное, полное неистовой лютой ненависти зло.
И на фоне этого кошмара, возгласы горничной, сначала откуда-то издалека, а после и голос миссис Этвуд:
— Я так понимаю, вас можно поздравить с исполнением супруже… О, Боже! Мой лорд! О, мой лорд!
И снова кошмар.
Кошмар, в котором рвущийся монстр, вдруг перестал вырываться, замер, увидев меня и смотрел. Прямо на меня. В мои глаза. Смотрел. Он видел меня. Не знаю как, но видел. Видел. И запоминал. Каждую черточку моего лица, мой запах, меня…
Кажется, я закричала.
Кажется снова.
***
— Шшш, — холодный компресс на моем лбу, нежное прикосновение ладонью к моей щеке, — я рядом, все хорошо.
И узнав этот голос, я улыбнулась, потянулась за его рукой и вдруг осознала, что это левая. Левая рука, на которой нет перчатки.
В следующий миг, распахнув глаза, я рывком села на постели, в полном изумлении глядя на Рэймонда, сидящего на краю моей постели. На лорда Хеймсворда Рэймонда Правящего Коршуна, который… который сидел и напряженно смотрел на меня. Его синие глаза, глубоко посаженные, внимательные, пронзительные, остались тем единственным, что точно указывало — это именно он. Точно он! Абсолютно точно он! Вот только ни бледности, ни болезненной худощавости и… ни шрамов. Ни на его лице, оказавшемся даже приятным, ни на руке, которую он мягко убрал под моим взглядом, не осталось ни шрама!
И я, глазам своим не веря и веря одновременно, попросила:
— Снимите рубашку. Пожалуйста.
В комнате послышался чей-то возмущенный возглас, и даже мужской голос, так же не выразивший никакого довольства, но Рэймонд молча развязал тесемки и стянул через голову свою рубашку. Шрамов не было.
Ни одного шрама.
Ни содранных мышц, ни проломленных костей, ни глубоких рытвин, ни следов от ожога. Ничего!
Я подняла сияющий взор на Рэймонда, напряженно следящего за каждой из эмоций на моем лице, и прошептала восторженно:
— Получилось!
Он улыбнулся, едва заметно, и не слишком радостно, но я:
— Получилось!!!
Мне казалось, я сейчас сама вся засияю от счастья.
— Боже, оно получилось! — я бросилась к Рэймонду, обняла его, сжала в объятиях и прошептала: — Получилось! Получилось! Получилось! Слава друидам! Оно получилось!
Он осторожно и бережно сжал в объятиях меня, но в его объятиях не ощущалось, ни радости, ни счастья, а прикосновения были какими-то слишком… церемонными.
— Итак, — произнес голос, принадлежащий несомненно мужчине в летах, — как мы все видим, право первой ночи было исполнено, девственная кровь пролилась, лорд Хеймсворд получил избавление от своего недуга, леди Аританна, от необходимости и далее находиться под кровом данного замка.
Еще ничего не понимая, я прекратила радостно обнимать Рэймонда, повернулась на голос и увидела, что у дверей стоят моя мать, бабушка, трое старейшин нашей деревни, отец, лорд Гордан и еще один лорд, в костюме явно столичного пошива, причем не из столицы Вэлланда, лорд был из Алландии. Его синие глаза были столь же глубоко посаженными и пронзительными, как у Рэймонда, а лицо… теперь, когда шрамы исчезли, я могла бы точно сказать, что эти двое были родственниками, и довольно близкими.
— Я бы хотел напомнить, лорд Хеймсворд, — произнес лорд Гордан, — что между вашим сыном и девушкой заключен временный брак.
— Который не признается в Алландии! — прошипел отец Рэймонда. — Как впрочем и право первой ночи, являющееся архаичным пережитком лишь отсталого Вэлланда. Мой сын покидает ваш замок сейчас же, его ждет великолепное будущее… теперь, а вам, лорд Гордан, придется вернуться к своим обязанностям управляющего отдаленного имения рода Кондоров.
Ничего не понимая, я натянула покрывало до самой шеи, переводя потрясенный взгляд с лордов, на сияющую торжеством миссис Этвуд, не менее довольную тем, что заберет меня отсюда мамой, и отцом, который, в отличие от других, отвел взгляд, и даже не посмотрел на меня.
Мне показалось, что происходит что-то совершенно неправильное, хотя, что в это ситуации могло быть правильным?
— Я полагаю, родителям немедленно следует забрать свою дочь, — продолжил лорд Хеймсворд, — а девушке…
И тут в комнате прозвучало очень тихое, но гораздо более звучное и основательное, чем все произнесенное:
— Леди Аритана Хеймсворд.
И все посмотрели на Рэймонда, все так же сидящего на краю моей постели.
Молодой Правящий Кондор вновь надел рубашку, поднялся, посмотрел на своего отца, и повторил:
— Мою жену зовут леди Аританна Хеймсворд, не больше и не меньше. Я не потерплю таких обращений к моей жене, как «девушка», «женщина», «девица» и все прочее. Признан наш брак в Алландии или же нет, но для Вэллана — леди Аританна моя жена как минимум на год!
И от его слов, все заметно опешили. Взглянул на меня папа, нахмурилась моя мать, старейшины… они были полностью на стороне Рэймонда, как впрочем, и лорд Гордон, но… здесь присутствовали двое, которые, переглянулись и… перешли от плана «а» к плану «б».
