И его послушались.
Когда говорят таким тоном, не послушаться сложно, но я…
Глядя на его лицо, в его глаза, как только Рэймонд посмотрел на меня, тихо спросила:
— А кем ты был, до того… как стал магом?
— Генерал-лейтенант военно-морских сил Алландии, — ответил он, с болью глядя на меня. — Получил повышение до генерала, после битвы на севере Вэллана. Я так мало успел рассказать о себе, да?
— Да, — прошептала я.
Он улыбнулся и тихо сказал:
— Скажу главное — я люблю тебя.
— Уже даже не знаю и за что, — пробормотала в ответ.
Заметное напряжение во взгляде и тихое:
— Любить нужно за что-то?
— Да, наверное, — до чего же глупости несла я тут, — к примеру мне есть за что влюбиться в тебя.
— За библиотеку? — догадался Рэймонд.
— Она того стоит! — возмутилась я.
Такая красивая улыбка, уже не изуродованная никакими шрамами, и почти насмешливое:
— Арити, моя Арити, у нее стоимость есть… а вот ты бесценна. И да — библиотека твоя. И она, и замок.
И взяв меня за плечи, Рэймонд отстранил от себя, уверенно, и безапелляционно. А кто-то другой, кто-то в алой форме Алландии, набросив на мои плечи плащ, указал на лошадь и произнес:
— Леди Аританна, прошу вас, нам следует поторопиться.
Леди? Уже леди?
— А как же твой отец? — не отвечая солдату, спросила я у целого генерала.
Рэймонд едва ли хотел отвечать на данный вопрос при всех, но наплевал на условности во имя сохранения времени, которое утекало стремительно, сказал:
— Маги и аристократия — уважаемы в королевстве. Но армия — опора власти. Я знал, что вернусь. Не сомневался ни на миг. Сомнения были лишь в том, что лорд Гордон, обязанный подчиняться моему отцу, не передаст тебе письмо. Маги не всесильны, Арити, армия — это сила. Я люблю тебя, моя леди, поспеши, пожалуйста.
И он ушел. Даже не скрывая того, как тяжело ему дался шаг от меня, еще один, как тяжело было развернуться и начать командовать теми, кто… его знал. Именно знал, это было заметно.
И усаживая меня коня, подсадивший меня солдат, с гордостью сказал:
— Вернулся! Тогда, после сражения на Севере, когда его калекой монстр сделал, думали все, не видать нам нашего генерала. А сегодня вот, вернулся! Ну да вы не переживайте, леди, тогда демон был здоровенный, рвал все на своем пути, а тут сразу на патруль нарвался, так что обойдемся без жертв среди мирного населения. Поспешите.
И он передал поводья коня моему брату Барту, а я, растерянная, ничего не понимающая, еще не успевшая что-либо понять, оглянулась на дом — волнуясь о маме, бабушке, папе и в этот момент сверкнула молния, а где-то в отдалении, зарокотал гром приближающейся бури, но молния…
Молния так, как умеют только молнии, на один краткий миг высветила все окружающее ярким белым светом, заставляя картинку отпечататься в сознании и в моем она отпечаталась.
Домом, спешно покидающими его родными и дубом.
Огромным дубом, что рос возле моего дома сколько я себя помню, и он рос там еще до моего рождения, могучий и великий, не тронутый топором, потому что отец, когда строил наш дом, не стал его рубить — добавил еще одну комнату, на изгибе, но дуб рубить не стал. Его в принципе никто никогда не рубил, кроме одного раза — когда буквально за ночь, у могучего дерева отсохла целая ветвь…
А что было тогда, в ту ночь? Была я, разрывающий легкие надсадный кашель и слова моей матери:
«Дуб за стеной, дуб лесной, поделись своей силой со мной.
Сколько же мне тогда было, лет пять? Или больше?! Сколько??? Если только пять, всего пять, крайний срок, когда разрешено применять наговоры к детям в Вэлланде, то почему я запомнила все слова? Потому что была старше! Я была старше! Мне было, как минимум, семь!
— Барт, Барт сними меня! — потребовала у брата.
Он остановился, взглянул непонимающе, но или он меня снимает с этой верхотуры, или:
— Не снимешь — сама спрыгну! — даже не угроза, безумное отчаяние в каждом слове.
И он протянул руки, помог спешиться, отодвинул солдата, который, заметив мой маневр, попытался вмешаться, и даже удержал того, едва я, придерживая юбки, бросилась к матери. К маме, которая, с узелком в руках, как и все уже вышла из дома, но меня уже было не остановить.
Я схватила узелок, сунула его отцу, ухватила маму за руку, втянула за собой в дом, и стремительно задвинула засов, отрезая нас от всех.
— Арити, — мама побледнела, но не ругала, не осуждала, не обвиняла вообще ни в чем.
Хотя, кажется, уже начала догадываться.
— «Дуб лесной, дуб за стеной»… — прошептала я. — Сколько лет мне было, мама?
Она пошатнулась. В двери начали стучать, я слышала крик отца, но что он мог знать о случившемся? Папа не знал ничего. Это среди женщин ходили смутные слухи, наши женские разговоры, заговоры, наговоры, привороты, когда кидаешь по в самую короткую ночь венок в реку, прошептав имя того, кто приглянулся, и искренне веришь, что это подействует… Так и я бросала венок этим летом, и имя произнесла, ненавистное теперь имя — Дорг МакМиллан. Тогда это казалось шалостью, я знала, что магии в Валлии нет, ею владеют лишь друиды да алландийцы, такие как лорд Хеймсворд. Но теперь?
— Сколько мне было лет, мам? — повторила с ощущением того, что совершила что-то ужасное, непоправимое, страшное, что унесет десятки, а может и сотни жизней.
— Что ты наделала, Арити?- мамин голос задрожал.
А я не знала, как сказать, но двери, их кажется, уже ломали.
— Тебе было семь, — сказала маменька, — я сделала то, что было запрещено. Магия леса безгранично защищает лишь побеги, то есть детей до пяти лет, во всех иных случаях — мы нарушаем договор. Но ты умирала, а наш дуб, согласился помочь. Так я нарушила неписанный закон леса, Арити, но без последствий для нашей семьи. А теперь расскажи мне, что сделала ты?
Я отошла от двери, сотрясающейся под ударами, опустилась на скамью у стены и прошептала:
— Мама, мы что… ведьмы?
— Все женщины в какой-то степени ведьмы, — устало ответила она. — Но этот разговор, мать начинает с дочерью, лишь после того, как дочь сама станет матерью, ведь ничто так не заставляет думать о последствиях своих действий, как маленькое новорожденное дитя на твоих руках и под полной твоей ответственностью. Поэтому да, мы не говорим. Потому что только так, есть шанс уберечь юность, которой так свойственны эмоциональные порывы, от опрометчивых действий. Так что же ты сделала, Арити?!
Сжавшись, я виновато посмотрела на маму, и прошептала:
— «Дубовая роща под горой, дух лесной, поделись своей силой со мной»…
