— Почему именно я должна победить, чтобы тебя простили?
— Все знают о моей нелюбви к землянам. Помогать тебе подобным — мне претит. Да я бы с большим удовольствием бросил землянина, как последнюю кайатиру, и с радостью наблюдал бы за его смертью!
Неприкрытое презрение, отчетливо прозвучавшее в голосе хранителя, не оттолкнуло. Я успела привыкнуть к его нетерпимости. Сейчас гораздо больше интересует другое.
— За что ты нас так ненавидишь?
— Это не имеет значения, — холодно отрезал Каперс и спрыгнул с дивана. — Ладно, раз наша маленькая семейная драма окончена, можем двигаться дальше.
— На ночь глядя? — снова вмешался Коготь, выразительно глянув в окно. — Не глупи. Оставайтесь у меня. Переночуете, нормально позавтракаете и, полные сил, направите крылья к храму.
Предложение хозяина дома понравилось мне гораздо больше, чем сомнительная перспектива ночевки под открытым небом. И я поспешила поддержать:
— Кап, давай останемся, а? До заката ведь правда всего пара часов осталась.
— А я смотрю, вы неплохо спелись. — Хранитель прищурился. — Уверен, ты уже много раз пожалела, что передумала избавляться от меня. Может, я вообще вам тут помешал?
— Не придумывай. Просто мне действительно неохота спать на земле, когда есть возможность провести эту ночь в кровати.
— Я буду рад, если вы остановитесь у меня, — мягко произнес Коготь. — Вашу кайатиру я пока пристроил в дом двоюродной сестры — там ей будет удобнее. Меня мелкая шугалась, как голодного дариока! Арина же еще успеет немного прогуляться по городу, она ведь так толком и не видела Ритберг…
— Уже темнеет, — попробовал было возразить Каперс, но его перебили:
— Ты сам знаешь, что здесь безопасно. А для участника турнира — подавно. Ты и так гонишь ее, как жаккара. Пусть девочка хоть немного отдохнет, осмотрится. Когда еще выпадет шанс погулять по иномирному городу?
Он поморщился.
— Не уверен, что это хорошая идея.
— В Ритберге есть другие участники, кроме Арины и кайатиры? — улыбаясь в предвкушении, спросил Коготь.
— Нет.
Нет? А Фиарин?
Я нахмурилась, но с вопросами не полезла. Хотя, честно признаться, любопытство заскреблось в груди, как голодный кот в пять утра, — требовательно и бескомпромиссно.
Еще с минуту хранитель и миокрейт играли в гляделки: веселый взгляд против хмурого, пока наконец Каперс не уступил.
— Ладно, Арин, можешь осмотреть окрестности, — разрешил он. — Но неподалеку! Если почувствую, что ты куда-нибудь ускакала, то даже проклятые боги тебе не помогут.
— Спасибо!
Я вскочила, благодарно улыбнулась миокрейту и, получив дружеское подмигивание в ответ, выскочила из гостиной. А затем и из дома.
Глава 20
Вечерний Ритберг выглядел очень уютным и странно знакомым. Почти родным. Я неспешно брела вниз по аккуратной улочке, приветливо улыбаясь прохожим и получая легкие кивки в ответ. Скользила взглядом по фасадам и вывескам, заглядывала в стеклянные витрины, украшенные рисунками.
Возле одной из таких витрин, рассматривая игрушки, приплясывала девочка лет восьми-девяти. Длинное синее платье подпрыгивало вместе с хозяйкой и открывало вид на коричневые полусапожки, стянутые тонкой шнуровкой. Проходившая мимо дама в элегантной шляпке хмуро поджала губы, явно не одобряя подобного бесстыдства, и поспешила отвернуться.
Мне же непосредственность девочки понравилась. На фоне остальных миокрейтов — безукоризненных, идеальных — она единственная казалась настоящей.
Когда между нами осталось не больше семи шагов, девочка вскинула голову, заглядывая мне в глаза и широко улыбнулась полубеззубой улыбкой.
— Ты правда участница божественного тотализатора?
Она в три прыжка оказалась рядом.
— А как же!
Я подмигнула и, присев, положила медальон на ладонь. Пока девочка разглядывала искусную гравировку, так похожую на ловца снов, я разглядывала саму девочку: ее рыжие перья, доходящие до худеньких плеч, разноцветную повязку и едва заметные веснушки.
— Краси-и-иво. Можно потрогать?
— Не знаю, — растерялась я. — Хранитель ничего не говорил по этому поводу, сама я не спрашивала.
— А если легонько? — заговорщицки прошептала девочка.
— Ну, если легонько, то, думаю, можно.
Сморщив нос-пуговку, она оттопырила тонкий пальчик, быстро коснулась медальона и тут же отдернула руку. Лицо ее при этом засветилось такой искренней радостью, что я сама не сдержала улыбки.
— Пуховое Перышко, куда ты убежала? — К нам спешно подошла молодая миокрейт, придерживая длинную юбку. — Ох, простите, пожалуйста, если она вам помешала. Я только на минутку отвернулась, а ее уже и след простыл!
— Нет, нет, — поспешила заверить я. — Все в порядке.
Беспокойная морщинка между медно-рыжих бровей женщины разгладилась.
— Меня зовут Летящая Утром. Большое спасибо, что приглядели за моей дочерью.
— Она участница тотализатора! — радостно выдала Перышко, снова начав приплясывать.
Я знаю, милая, — улыбнулась Летящая. — Пошли домой. Думаю, папе тоже будет интересно послушать, кого ты сегодня встретила. Доброго вам вечера и еще раз спасибо. — Она слегка склонила голову.
— Пока-пока! — помахала мне Перышко и пружинисто заскакала рядом с матерью.
Я смотрела им вслед и кусала нижнюю губу. В груди болезненно заныло.
С гибели родителей прошло почти шесть лет, а душевная рана так и не затянулась. По правде сказать, не думаю, что она когда-нибудь затянется. Я просто научилась жить со своим прошлым и теми потерями, которые оно хранит. Но моменты, как этот, бередят утихшие эмоции, напоминая, что у меня было и чего я лишилась.
— Вы так очаровательно смотрелись с этой девочкой, — раздался за спиной мягкий голос.
Вздрогнув, я обернулась и увидела идеал мужчины во плоти — тот самый, перед которым в прошлый раз умудрилась выставить себя полной дурой. Незнакомец был все так же неотразим: в том же темно-зеленом плаще, подчеркивающим оттенок глаз, с теми же идеально гладкими волосами цвета платины. Аж дыхание перехватило!
— Простите, прекраснейшая, — герой девичьих грез слегка поклонился, — я ни в коей мере не хотел вас напугать.
«Вот даже не думай начать „экать“, как в прошлый раз!» — предупредительно рыкнул внутренний голос.
— Вы не напугали, — улыбнулась я и возликовала — синдром немоты в присутствии красавчика оставлен в прошлом! — Если только совсем немного, — добавила, смутившись под внимательным взглядом.
— Если позволите, я с радостью заглажу мою оплошность и угощу вас бокалом магирены.
