Каперс хмыкнул.
— Не суди его строго. Он старый.
— Что с того? На Земле есть много добрых пенсионеров. Они пекут изумительные пирожки, читают книги, играют в шашки и балуют внуков.
— Ты не понимаешь, Ариш. Он видел… многое. Но, что важнее, он отказывается забывать увиденное. А ведь есть вещи, помнить которые не следует.
— Например, о другой землянке?
— Например, о ней, — согласился хранитель.
Оказавшись у подножия лестницы, я остановилась и потянулась в надежде скинуть напряжение. Мышцы ног ныли, как после долгой тренировки в зале.
— Болит? — спросил Каперс, глядя на мою недойогу.
— Ерунда. За ночь пройдет, — отмахнулась я и следом за ним вышла из кардарва.
В окнах домов не горел свет, не было нитей кристаллов, натянутых вдоль улицы, как Ритберге. Не лаяли собаки (интересно, они на Айгеросе вообще водятся?), и не слышались даже отголоски разговоров. Казалось, вокруг нас ничего не существует. Только темнота. Стало неуютно.
— Кап, а тут безопасно? — спросила напряженно.
— Рядом со мной — да.
В голосе хранителя не прозвучало бравады или хвастовства — только уверенное спокойствие. Так может говорить лишь тот, кто не сомневается в сказанном ни секунды. И я поверила. Мгновенно и безоговорочно.
— Скажешь, куда мы идем?
— Не-а, — он хитро прищурился. — Потерпи немного, скоро сама увидишь.
Я улыбнулась и продолжила шагать.
Странным образом темнота вокруг больше не казалась неуютной. Наоборот — теперь она мне нравилась. Я наслаждалась нашей внеплановой прогулкой и доверительным молчанием. Запрокинув голову, любовалась звездным небом. И даже упасть не боялась.
Мы шли минут двадцать, прежде чем на горизонте, прорезая густую тьму, сверкнула голубая полоса.
— Что это?
— Не скажу, иначе испорчу сюрприз, — хмыкнул Каперс. — Наберись терпения. Уже чуть-чуть осталось.
Вскоре улица вильнула и вывела к набережной. Наплевав на осторожность, я подбежала к невысокому ограждению и перегнулась через него.
— Вода светится! — выдала ошарашенно, не в силах отвести взгляд от мерцающих гребней.
— Не совсем. Пошли. — Меня легко боднули, толкая влево. — Там спуск.
И правда — в нескольких метрах от того места, где стояла я, нашлась каменная лестница, ведущая к пляжу.
Песок под кедами едва слышно поскрипывал. Воздух пах солью, а теплый ветер легко трепал мои влажные волосы.
— Поняла уже? — Каперс искоса взглянул на меня.
— Светится не вода, — восторженно выдохнула я, следя за тем, как по волнам скользят мерцающие пятна.
— Верно. Это шаярны. Светится их кожа.
— Кто они? Русалки?
— Нет, скорее рыбы с очень плотной кожей. Хотя по большому счету это даже не кожа, а защитный панцирь. А вот уже под ним — мягкая ткань.
— А почему панцирь светится?
— Такими их создал Дайрикким — бог воды. Шаярны водятся лишь в прибрежных зонах, и свет их панцирей не дает кораблям налететь на мель.
— Рыбы-маяки, — улыбнулась я, глядя на переливающуюся голубым светом воду.
Мы сели на песок.
— Спасибо!
— Не за что. Рад, что тебе понравилось.
На некоторое время мы замолчали. Я любовалась удивительным зрелищем и впервые за долгое время ни о чем не думала. На душе было спокойно.
— Арин, — тихо позвал Каперс. Я повернулась и встретила его внимательный взгляд. — Расскажешь, почему ты перестала мечтать? Не ври, что всегда была такой рационалисткой. Я вижу, с каким искренним восторгом ты разглядываешь все, что тебе кажется диковинным. Твой интерес к миру — неподдельный. И он уж точно не рациональный.
Я отвернулась и обняла согнутые колени.
— Зачем тебе это? — мой голос прозвучал глухо.
— Хочу понять.
— Что?
— Тебя.
— С чего бы? Я ведь землянка. Для тебя и этого… Джария, — с трудом вспомнила имя смотрителя, — ведь нет разницы между нами. Земляне — кость в горле. Так, кажется, ты говорил?
— Говорил, — не стал отнекиваться Каперс. — Но ты… Я не хочу равнять тебя и остальных.
— Почему? Еще недавно, кажется, ты был очень даже за. Джарию хватило двух моих соплеменников, чтобы сделать окончательные выводы.
— Я видел гораздо больше землян, чем Джарий.
— Охотно верю. И что, неужели они все были одинаковыми? Таким ужасными, что заслужили твое презрение? Ненависть? Или всему виной лишь одна из нас? А что же остальные? Они чем провинились?
— У ненависти нет логики, — устало произнес Каперс. — Я злился. Нет, — он качнул головой. — Я был в бешенстве. И не желал больше видеть ни одного землянина. Никогда.
— Но они ведь оказывались на тотализаторе?
— Разумеется. Каждый раз.
— И ты… — я на мгновение замерла, но все же закончила мысль, — мстил им?
— Да, — твердо ответил он. — Несколько погибло из-за меня.
Я закрыла глаза и отвернулась.
Молчание затягивалось. Каперс не давил на меня, позволяя переварить услышанное. Оправдываться или пояснять свои действия он тоже не спешил.
— Так почему ты хочешь понять меня? — Спустя вечность я нашла в себе силы продолжить разговор. — Что изменилось?
— Я осознал, что был не прав. Не хочу в будущем повторить старые ошибки. Ты показала, насколько разными могут быть люди. То, какими я вас запомнил, и ты — словно разные расы.
— Не в расах дело. Среди моих соплеменников достаточно подонков, но порядочных, добрых людей — больше. Простая ведь истина. К твоим-то годам наверняка уже можно разобраться, что к чему.
— Прозвучало так, будто ты меня за старика держишь. — Каперс едва заметно улыбнулся.
— По сравнению со мной где-то так и есть.
— Наша жизнь не в пример дольше. А потому и взрослеем мы медленнее. Иначе к двумстам годам вокруг были бы одни мудрые, но уставшие от жизни юнцы.
Я хмыкнула, попытавшись представить описанную картину.
— Ты прав, — произнесла тихо. — Раньше я много мечтала. О волшебных созданиях, невиданных странах и удивительных приключениях. О любви — такой, чтоб захватывало дух и замирало сердце. О том, какой бы я могла быть… Но чем сильнее я погружалась в фантазии, тем сложнее приходилось в жизни. Реальный мир — без драконов и магии — стал казаться серым. И я все чаще искала спасения за стенами воздушных замков, пока однажды с ужасом не осознала, что теряю себя. Теряю возможность быть счастливой здесь и сейчас — в неидеальном, но реальном мире. Понимаешь? Мне пришлось отказаться от глупых грез и фантазий. Это дало мне силы принять свою жизнь такой, какая она есть.
