Троллейбус наконец подъехал, Вика зашла, села на свободное место, прикрыла глаза. Ее тут же одолел тревожный, болезненный сон. Сквозь дрему до нее долетали посторонние звуки, обрывки разговора, плач младенца, пронзительный лай собаки. Потом все стихло, и наступила густая, ватная тишина.
Вика испугалась, что проехала свою остановку, и открыла глаза. Вагон был пуст. Только в хвосте на последней скамейке сидел одинокий пассажир. Вика машинально присмотрелась к нему и похолодела – это был Лисовский!!! Он улыбался ей как ни в чем не бывало. На нем была черная кожаная куртка, голубые джинсы, на его красиво уложенных светлых волосах поблескивали снежинки.
– Лис??? – даже не проговорила, а выдохнула Вика. – Ярик? Ты жив???
Лисовский печально улыбнулся и покачал головой. Потом не спеша встал и приблизился.
– Как нет? – Вика смотрела огромными от ужаса глазами. – Как… как же ты здесь???
Он продолжал стоять перед ней, не приближаясь больше, но и не отдаляясь. Она вдруг заметила, что ноги его, обутые в модные и дорогие ботинки, не касаются пола троллейбуса. Он словно парил в воздухе.
– Лис… ты призрак? Я схожу с ума? Да? – Вика почувствовала, что задыхается. Еще мгновение, и она перестанет дышать. Ну и пускай. Лучше так, чем эта жизнь… – Ты зовешь меня к себе, да, Лис? – мертвеющими губами прошептала Вика. – Хорошо, я готова. Я иду…
– Вика, – наконец проговорил Ярик, и голос его звучал совершенно обычно, как при жизни. – Уезжай, Вика. Сегодня же беги из Москвы. Иначе ты погибнешь. Как Машка, как я…
Вика слушала и не верила ушам.
– Ты что-то знаешь, Лис? Кто это сделал? Скажи! Кто испортил тормоза? Кто приходил к Кристе? Кто это, Лис?? Умоляю, скажи!
Он покачал головой.
– Не могу. Я не могу. Уезжай. Спаси себя. Иначе будешь с нами, со мной и с Машей.
С этими словами Лисовский закачался в воздухе и исчез, точно растаяв. Вика вздрогнула всем телом и едва не полетела со скамейки. Тут же вернулись все звуки, она почувствовала холод, идущий из раскрытых дверей троллейбуса, и проснулась…
– Девушка, что с вами? – На нее участливо смотрела старушка в вязаном сером берете. – Вы говорили во сне. Стонали.
Вика непонимающе глядела на нее и моргала. Так это был сон??? Она была уверена, что все происходило наяву – настолько реально и ярко выглядел Лисовский. Казалось, протяни руку – и можно дотронуться до него. В ушах у Вики все стоял его спокойный и мягкий голос: «Уезжай, спаси себя…»
Вика растерянно глянула в окно и увидела, что приехала. Она вскочила и кинулась к выходу. Старушка за ее спиной в недоумении покачала головой. Вика сошла на мокрую мостовую.
Ею овладели отчаяние и безнадежность. Ясно, что до безумия недалеко, раз ей мерещатся призраки. Она больше не может одна бороться со всем этим наваждением. Но куда идти? Кому звонить?
Вика лихорадочно нашарила в сумочке телефон, не обращая внимания на падающие на лицо мокрые хлопья, пролистала контакты. Нашла Дениса. Набрала. Послышались долгие гудки, прежде чем он отозвался.
– А, детка, это ты? – Голос его был довольно равнодушным. – Ну, что там с твоей подругой?
– С подругой плохо, – тихо сказала Вика. – И со мной тоже.
– Что такое? – В тоне парня просквозила скука.
Конечно, они ведь не договаривались грузить друг друга своими проблемами, а только прикольно и весело провести время.
– Послушай, мне нужна помощь, – потерянно проговорила Вика, уже понимая, что звонок был напрасным.
– Детка, я бы с удовольствием. Но я сейчас работаю. Может быть, потом? Завтра?
– Да, хорошо, конечно. Завтра.
– Бай-бай, – проворковал он и выключился.
Вика стояла посреди тротуара с телефоном в руке. Нет, никто тут больше ей не поможет. Все ее контакты – такие же чужие люди, как и Денис, для которых она – просто детка, или малышка, без имени, без личности, без бед и печалей, созданная исключительно для удовольствия. Лис был единственным мужчиной, которому она была нужна просто так, в любом виде, даже в слезах и соплях, с растекшейся тушью и размазанной помадой. Но его нет…
Внезапно Вике пришло в голову, что, может быть, Ярик не случайно явился к ней с того света. Возможно, стоит прислушаться к его словам? Он велел ей бежать из Москвы. Наверняка ему оттуда виднее, и он прав – только так она сможет спастись. Бежать! Но куда? После смерти родителей Вика потеряла контакты с родней. Если ехать в другой город, то не в пустоту же! Надо ехать к кому-то.
Вика лихорадочно вспоминала.
Внезапно ее осенило. Все-таки один родственник у нее остался – это некий дядя Женя, мамин младший сводный брат. Он живет в Энске, по крайней мере, еще три года назад он там был. В детстве родители возили Вику в Энск, на родину матери. Она смутно помнила дядю Женю – кажется, он был невысокого роста, белобрыс и курнос, с веснушками по всему лицу. Вика даже дразнила его: рыжий-рыжий, конопатый… Когда родители разбились, он приезжал на похороны. Утешал Вику, называл племяшкой, приглашал приехать, пожить у него. Вике он показался таким провинциальным и старомодным, что она вежливо поблагодарила его, а про себя решила не поддерживать с этим дядей никаких отношений. Он иногда звонил ей, она вяло отвечала на его вопросы, разговор гас, едва начавшись. Потом звонки прекратились. Видимо, Женя понял, что у племянницы все хорошо и она не нуждается в его участии…
Вика спрятала телефон и решительно зашагала к дому. Она шла и думала, что среди документов, оставшихся от родителей, есть старые записные книжки. Там записан адрес дяди Жени. Звонить заранее она не станет – мало ли как он отнесется к ее визиту, вдруг скажет, что не хочет ее видеть. А уже приехавшую племянницу прогнать будет неудобно.
Озираясь и оглядываясь, Вика зашла в подъезд, прошмыгнула в квартиру, как и накануне, заперлась на все замки. И принялась собирать вещи. Поезд в Энск уходил через два часа. Вика успела упаковать чемодан, выпить кофе, покурить всласть и пореветь. Потом вызвала такси и поехала на вокзал.
11
Он снова был в своем излюбленном месте: одинокая аллея в парке, ряд тоненьких осин, облупленные скамейки, за ними обрыв, внизу речушка, неполностью замерзшая из-за быстрого течения. Вода, бегущая по камням, издавала мерный шум. Ему нравился этот шум. Нравилось низкое серое небо, словно падающее на голову. И тишина вокруг. Он ходил сюда регулярно, примерно раз в две недели. Он думал. Чертил прутиком на песке какие-то замысловатые линии. Зимой рисовал их на припорошенной снегом земле. Иногда разговаривал сам с собой.
Привычка приходить на обрыв появилась у него давно, лет пять назад, а может, и больше. Он не помнил, когда это случилось впервые. Он просто шел куда глядят глаза в бесконечной боли и тоске. И оказался здесь. Услышал шум воды – и ему вдруг стало легче.
Постепенно ему стало казаться, что за осинами прячутся тени. Он узнавал их, каждую тень, каждый яркий и ненавистный облик. Он грозил им кулаком, кричал им проклятья, кричал, пока, обессиленный, не падал навзничь, на холодную мокрую траву, на колючий снег…
