Наступило блаженное затишье. Стоя у своей палатки, Питер смотрел на простирающиеся во все стороны бескрайние белые просторы. Папа копался в одном из ящиков, ничем не напоминая Супермена.
Чем он, ради всего на свете, будет заниматься здесь следующие шесть недель?
Папа обернулся к нему.
— Нашел ужин! Тушеная говядина или пирог с курицей?
— Говядина!
— Понял. И мешок шоколадного печенья, это уж непременно!
Кажется, дела начинали налаживаться.
Затем проследовала череда утомительных, мокрых дней: Питер помогал возводить новую палатку, в комплекте с которой шла инструкция толщиной с телефонный справочник и видео, которое им негде было смотреть.
На смену серому небу пришло ослепительно-синее, с таким ярким солнцем, что снега горели белым огнем.
Он таскал ведра со снегом, который растапливали на воду, вбивал гвозди в доски для собачьих будок и мыл тарелки в ледяной воде. И везде его преследовал ослепительный свет солнца.
Ему не удавалось выспаться. Питер привык к гудкам грузовиков на шоссе и писку автосигнализаций, а завывание ветра было для него внове. Вся палатка, в которой спали они с Джонасом, была в лужах от стаявшего снега с ботинок. Все, что касалось пола, тут же становилось мокрым насквозь.
И наконец со сбором большой палатки было покончено. В честь переезда они устроили торжественный ужин со стейками, тортом и грушами. Папа объявил, что праздник — не праздник без торта и стейков. А мама любила груши.
На следующее утро Питер проснулся абсолютно счастливым: он лежал в уютной кровати, пол был сухим, и уже работала хлебопечка, так что в палатке стоял аппетитный аромат горячего хлеба. Затем за завтраком папа сообщил, что он едет на собачьей упряжке в Куанаак. Но он брал с собой Джонаса, а не Питера.
Час спустя Питер хмурился на отблески солнца в снегу, наблюдая, как Джонас проверяет ошейники и сбрую на собаках, а доктор Солемн затягивает ремни на санках.
— Вот отстой, — буркнул Питер. Он готов был умолять об этой поездке.
— Не заставляй меня жалеть об этом, Пит. — Доктор Солемн поправил маску. — Я уже много лет так не ездил и хочу быть уверенным, что все пройдет нормально.
Он крикнул поверх Питера в сторону палатки:
— Рори, мы уехали!
Джонас хорошо знал, как обращаться с собачьей упряжкой, и успел дать Питеру пару уроков. Он уже разобрался с ошейниками и сбруей, и у него почти получалось не выпадать из саней. Но собаки вообще его не слушались. Когда Питер говорил «Ча!», они просто толпились вокруг, тыкаясь носами в снег или обнюхивая друг друга.
— Я что, как-то неправильно говорю? — возмущался Питер. — Ты же уверял, что и пятилетний ребенок способен делать это!
— Ты произносишь все правильно, — объяснял Джонас. — Просто ты должен говорить более уверенно. Будто ты действительно собираешься куда-то поехать.
Папа управлялся с собаками так же искусно, как парковал машину в городе. Он отказывался перемещаться каким-либо другим путем.
— Собаки знают, что да как, — сказал он Питеру. — Когда на кону твоя жизнь, они будут бороться до последнего, и это лучше самого мощного снегохода.
Питер с грустью разглядывал стайку из восьми собак. К саням был привязан дробовик на случай, если они столкнутся с медведем на побережье, где эти звери обычно охотились. Питер взял с папы обещание, что он не пристрелит медведя без крайней на то необходимости.
— Не волнуйся, — успокоил его папа, — в девяти случаях из десяти мне удается отпугнуть их сигнальными ракетами.
Этот папа сильно отличался от того папы, которого он привык видеть в городе: в неизменных вельветовых брюках, с бородатыми шутками и китайской едой «на вынос».
Здесь он был всегда очень серьезен и занят.
Из-под голубого купола палатки показалась мама. Ее волосы на макушке были заколоты в пучок, и это означало, что она пишет свою книгу.
Собаки толпились, наседая одна на другую: им хотелось бежать.
— Сашу-то оставьте, — расстроился Питер, зная, что они и не планировали брать ее с собой. Черно-белая хаски Саша была любимицей Питера: гораздо сообразительнее остальных и куда ласковее.
— Разве похоже на то, что мы хотим забрать ее? — Папу уже начало раздражать его нытье.
— Счастливого пути, — радостно сказала мама. — Увидимся через пару дней.
Она приобняла Питера, когда Джонас и доктор Солемн быстрым шагом двинулись на запад рядом с нагруженными санями. Вспомнив еще кое-что, она крикнула им вслед:
— Не забудьте привезти с собой все, что у них есть из зелени!
Они отправлялись в Куанаак по двум причинам. Первая заключалась в том, что потрескались трубки в папиной буровой установке и на местную почту ему прислали замену. Вторая — они запланировали поход в единственный фруктово-овощной магазин города. Мама сказала, что ее мозги не желают нормально функционировать без свежих овощей или фруктов.
Их лагерь располагался на возвышении ледника. Питер смотрел, как папа с Джонасом быстро спустились вниз и исчезли из виду. Он задержал свой взгляд на одной точке в течение нескольких мгновений, пока не началось уже знакомое «шевеление», едва заметное краем глаза. Он тут же заморгал, избавляясь от него. Это становилось похоже на какую-то игру.
Питер поднял ладонь в перчатке козырьком над глазами.
— Пойду погуляю с Сашей, — сказал он маме. Он знал, что это глупо — гулять с собакой в Гренландии, ведь они и так торчат на улице большую часть времени. Но он уже давно мечтал о том, как будет гулять с собакой, и был готов использовать даже этот странный шанс. Ведь в их квартире не разрешалось держать домашних животных.
— Будь осторожен. Папа очень за тебя волнуется, если ты не заметил, — сказала мама. — Для него было непросто решиться привезти тебя сюда. Думаю, ему даже немного страшно.
— Тогда, может быть, не стоило тащить меня с собой? Мы бы остались дома, как раньше. Или я бы остался с Майлзом. — Он представил себе, как они с Майлзом валяются на диване перед телевизором, объедаясь попкорном и апельсинами. Не такой уж плохой вариант.
— Не глупи.
— Точно, никаких глупостей, — сказал Питер, уже пролезая под низкий навес, служивший собакам убежищем. На мгновение ослепленный разницей света и тьмы, он позвал:
— Эй, девочка!
Саша поджидала его. Она выскочила вслед за ним на солнце и тут же перевернулась на спину, чтобы Питер почесал ей животик.
Ему не раз говорили, что здесь, в Гренландии, ездовые собаки — это не какие-нибудь изнеженные домашние любимцы. Здесь собак кормили и сажали на привязь на снегу, пока они не понадобятся для охоты или чтобы поехать куда-нибудь. Их ценили, но они не были частью семьи. В городе собак, которые могут сорваться с привязи, перегрызя поводок или сорвав ошейник, наверняка посчитали бы опасными для общества и пристрелили.
