— Я подумал, что смогу помочь. — Питер попытался нарушить молчание. — Я или мои родители. Моя мама тоже из Англии.
Он пытался как-то разговорить Лукиана, но, очевидно, уже сказал что-то лишнее.
Лукиан остановился и мрачно посмотрел на него.
— Прости, что меня не радует мысль об англичанке в Гренландии. Кто-нибудь другой на моем месте вообще подумал бы, что нас преследуют.
— Но это просто сумасшествие, — изумился Питер. — Вас наверху никто не поджидает. И мама тоже вас не ищет! Она — исследовательница!
Но тут в его воображении мелькнули три образа: крут в ледяной стене, браслеты на руке загадочной дамы и рисунок митохондриальной ДНК, который мама нарисовала в блокноте.
— Неужели? — Переспросил Лукиан. — И что она исследует?
Все фрагменты мозаики стали с невообразимой скоростью складываться в его голове.
— Что?
— Я спрашиваю, чем именно занимается твоя мама?
— Она биолог.
Биолог, который самозабвенно рисует красные браслеты из вашего мира. Который что-то давно ищет. У Питера в голове раздался ее голос: «Найди его для меня, Грегори». Но его мама никак не могла быть охотницей и преследовательницей людей. Это просто невозможно.
Лукиан ничего не сказал, а просто пошел дальше.
Питер увидел свой трос, лежащий на полу туннеля. Он поднимался вверх. Питер пожалел о том, что Лукиан идет так быстро.
— А как же вы дышите? Там, внизу?
Подъем стал совсем крутым, но Лукиан не сбавил шаг.
— Мы тянем воздух с поверхности через маленькие каналы во льдах. Боюсь, что у меня больше нет времени отвечать на вопросы.
Они стояли в начале туннеля, наверху. Над выходом было написано два слова: «Надежда живет».
Лукиан даже не посмотрел на нее и шагнул на поверхность. Солнце стояло в зените, но его заслоняли облака. Дул легкий ветер.
— Ты сможешь найти дорогу назад самостоятельно? — Спросил он, посмотрев наверх.
— Да, — ответил Питер, вспомнив о своих санях, брошенных у подножия холма. Снова лезть в гору…
Лукиан кивнул.
— Боюсь, что мне понадобится этот мех.
Оставшись в куртке, Питер почувствовал себя почти раздетым. Он уже привык ощущать вес и тепло мехового комбинезона на теле.
Лукиан положил руки на плечи Питеру.
— Спасибо за то, что помог Тиа вернуть Маттиаса домой. И помни то, о чем я тебе сказал.
— Обещаю, — ответил Питер. — И пожалуйста.
Питер с Сашей стали спускаться вниз, к своим саням. Оглянувшись, Питер увидел, что Лукиан стоит на краю склона и смотрит им вслед. Но когда Питер оглянулся второй раз, его уже не было.
Поднявшись на холм, Питер понял, что его крючок и трос пропали. Они медленно побрели домой. Саша тянула сани, а Питер шагал следом. Он никогда еще так не уставал физически, но его взбудораженный мозг продолжал энергично работать. Неужели он только что побывал в месте, о котором никто больше не знает? Их действительно преследовали? Могла его мама в самом деле искать этих таинственных людей? А папа?
Когда вдалеке показался лагерь, Питеру не верилось, что это был все тот же самый день. Саша подтащила сани к собачьему навесу и из голубой палатки показался папа, застегивая на ходу куртку. Он выглядел очень расстроенным.
— Извини, я знаю, что сильно задержался, — начал Питер. — Но я захватил все оборудование на случай непредвиденных обстоятельств.
— Хорошо, — ответил папа. Он думал совершенно о другом. — Питер, я вышел сюда, потому что хочу заранее тебя подготовить. Маме плохо.
Питер тут же вспомнил их гостиную, кресло, в котором она сидела во время приступов головной боли, душой находясь где-то в другом месте.
— Иногда такие приступы быстро проходят, Питер. Скорее всего, к утру она снова станет самой собой.
Так уже было. Один раз.
— Она разговаривает? — С надеждой спросил Питер.
Папа потупился.
— Нет, не разговаривает.
Ему расхотелось идти в палатку. Он снял с Саши упряжь, напоил ее и насыпал корма ей в миску. Поставил на место сани.
Папа терпеливо ждал.
— Ты готов?
Они пошли вместе. За столом сидел Джонас. Увидев Питера, он улыбнулся и помахал ему рукой, но впервые за все время их знакомства казался подавленным. Занавесь у кровати родителей была задернута.
— Заходи, — тихо сказал его отец, и, пригнувшись, прошел под занавесь.
Опираясь на четыре подушки, мама полулежала в кровати с закрытыми глазами. Было ясно, что она не спит. Питер огляделся в поисках красной тетрадки, но не нашел ее. Во всем следовало винить эту тетрадь. Он своими глазами видел, как она словно высасывает жизнь из его матери, день за днем.
Папа присел на край кровати, Питер встал рядом с ним. Она не обратила на них никакого внимания.
— Привет, мам, — сказал Питер. Ответа не последовало. Папа растирал ее руку, будто согрев ее, можно было решить все проблемы.
Питеру захотелось им все рассказать: о своих видениях, о Тиа и Маттиасе и о том, откуда они пришли. Ему хотел ось доверить кому-нибудь все это, чтобы другие могли придумывать причины и следствия и находить верные ответы. Желание выговориться и, выговорившись, получить избавление, комом встало у него в горле.
— И это мы тоже переживем, Пит, — сказал папа.
Питер кивнул. Ничего хуже уже не могло случиться.
Папа положил безвольную руку мамы на кровать и обернулся к Питеру.
— Ты, наверное, голоден. Садись за стол.
Джонас разогрел четыре порции пирога с курицей. Питер быстро прикончил свой кусок, почти не чувствуя вкуса. Все его мысли были о красной тетради. Завтра он найдет ее и уничтожит.
Папа пододвинул ему еще одну порцию пирога и Питер механически надломил корочку ложкой.
Джонас улыбнулся.
— А ты сегодня утром успел притомиться… Разыскивал фольксвагеновскую дорогу?
Кусок пирога дымился на тарелке, напоминая развалины здания после взрыва.
— Что-то вроде того, — уклончиво ответил Питер.
Глава двадцать третья
Тиа
Тиа проснулась уже после того, как притушили свет. В ее голове теснилось столько мыслей сразу, что она поначалу крепко зажмурилась и попыталась снова впасть в блаженное забытье сна. Но бесполезно: она тут же вспомнила о Маттиасе, туннеле, Пег, Хэме, мальчике Питере и теплом прикосновении солнца. И хотя она еще не до конца это осознала, ее терзал сильнейший голод.
Она начала делать дыхательные упражнения, пытаясь вспомнить бескрайнее ночное небо. Какое это было дивное ощущение: увидеть в нем знакомые созвездия!
