— Но ты ведь сказал, что они настаивают на этом условии.
— Да.
— И ты согласился?
— Конечно.
— Тогда очень скоро Вирджинио выйдет из тюрьмы.
— Он не должен оказаться на свободе.
— Но ведь ты согласился…
— У нас в Неаполе есть друзья. Осталось еще несколько дней. Я поручу это тебе. Ты всегда стремился показать свою находчивость. Великие полководцы должны сохранять самообладание в любой ситуации, им нужно не только мужество, но и хитрость.
— Когда я был мальчишкой и жил в Монте Джордано, я хорошо его знал, — медленно проговорил Чезаре.
— Это было очень давно.
— Да, — ответил Чезаре, — очень давно. Папа положил руку на плечо сына.
— Ты поймешь, как надо поступить, чтобы принести пользу семье.
Глупо поддаваться сентиментальностям.
Чезаре ходил по комнате. Не в его обычаях было медлить, когда видел выгоду того, что нужно сделать. И все-таки он снова и снова вспоминал Вирджинио. Он видел себя скачущим верхом позади Вирджинио, представлял его крепкую фигуру; он даже испытывал былое восхищение.
Вирджинио, человек, сделавший жизнь мальчика на Монте Джордано терпимой; Вирджинио, хотевший воспитать в нем солдата.
Времени для раздумий не оставалось. Приказ нужно немедленно доставить в Неаполь. Немного белого порошка с инструкцией — и дело сделано.
Вирджинио скоро последний раз поест в тюрьме.
Если бы это был не он, я бы не колебался, думал Чезаре. Я ни на мгновение ни в чем не усомнился бы. Но Вирджинио! О, вздор! Что такое мальчишеское поклонение!
Но ведь он был так добр ко мне.
Добр! Какое отношение имеет доброта к Борджиа?
И все-таки Чезаре не переставал мерить шагами комнату.
— Только не Вирджинио, — бормотал он, — только не Вирджинио Орсини.
Карнавал на улицах Рима был в самом разгаре, люди решили как следует повеселиться. Папа с проворством, удивлявшем всех, кто оказался свидетелем, с легкостью фокусника извлек из военного поражения дипломатическую победу.
Победили Орсини? Но чего они добились? Разве что прекращения военных действий. Они отдали крупную сумму, чтобы вернуть свои замки; глава семьи Вирджинио Орсини, хотя папа гарантировал его освобождение, неожиданно умер за несколько часов перед выходом из неволи.
Люди смеялись, вспоминая о том, с какой ловкостью действовал Александр — им хотелось от души повеселиться.
Улицы заполнились мужчинами и женщинами, одетыми в карнавальные костюмы и маски.
Мимо шли процессии, над головами людей виднелись забавные фигуры; другие умело управляли причудливыми фантастическими куклами, которые делали непристойные жесты к полному восторгу толпы. Играла музыка, народ танцевал, царило всеобщее веселье, войны и политические интриги казались где-то далеко.
Чезаре из окна наблюдал за гуляющими на площади и злился, что не может вычеркнуть из памяти Вирджинио Орсини — ночью он порой в испуге просыпался и видел у постели высокую фигуру сурового человека, с упреком глядевшего на него.
Глупо, совсем не похоже на него! Он желал развлечься. Ему хотелось видеть в Риме Лукрецию. Они с отцом должны вернуть ее домой и освободить от провинциального недотепы Джованни Сфорца. Он ненавидел этого типа. Ненависть успокаивала.
А сейчас он отправится прямо в комнату Санчии. Они с ней устроят такую оргию, что он забудет обо всем, что его тревожит, перестанет думать о Лукреции и об Орсини.
Он нашел в покоях Санчии одну Лойселлу и поинтересовался, где ее госпожа.
— Мой господин, — ответила девушка, бросая на Чезаре взгляды из-под опущенных ресниц, — принцесса вместе с Франческой и Бернандиной недавно ушла посмотреть на карнавал. Ваша светлость, вы не должны беспокоиться, она надела маску.
Он нисколько не беспокоился, просто ощущал легкую досаду. Ему не хотелось выходить на улицу, чтобы смешаться с бурлящей толпой и разыскивать Санчию. Чезаре посмотрел на Лойселлу — она внушала надежду. Вдруг он с отвращением отвернулся. Ему показалось, что он снова стал ребенком и рядом стоит Вирджинио и упрекает его за недостойное поведение и дурные манеры.
Он стремительно вышел из комнаты, но тщетны были его попытки избавиться от доносившегося с улицы шума.
Маска Санчии не могла полностью скрыть ее красоту. Сквозь прорезь для глаз она смотрела на происходящее вокруг. Ее черные волосы выбились из-под капюшона.
Франческа и Бернандина тоже были в масках; девушки хихикали, заметив за собой слежку, едва они вышли из дворца.
— Невероятно! Какой великолепный карнавал! — выдохнула Франческа. — В Неаполе никогда не было ничего подобного.
— Давайте постоим здесь и посмотрим на проходящих мимо людей, — предложила Санчия, зная, что за ними стоят трое молодых людей.
Она взглянула через плечо и встретилась с парой блестящих глаз.
— Мне кажется, мы поступили опрометчиво, выйдя из дома одни без сопровождения кавалеров. Ведь что угодно… что угодно может с нами случиться.
Какие-то подгулявшие молодые люди замедлили шаг, увидев детушек — их привлекла гордая осанка Санчии.
Молодой человек, празднично-смелый, подошел к Санчии и схватил ее за руку.
— Под этой маской скрывается прекрасная незнакомка, клянусь, — сказал он. — Пойдем, красавица, присоединяйся к нам.
— Не испытываю ни малейшего желания, — сказала Санчия.
— Ведь сейчас карнавал, синьора, и вы не должны оставаться в одиночестве.
Она закричала, когда он снова коснулся ее руки, и тогда один из стоящих позади приказал:
— Проучите этого наглеца.
Молодой человек, обратившийся к Санчии, побледнел, увидев выступившего вперед одного из троих с мечом в руке. Юноша, заикаясь, проговорил:
— Но сейчас карнавал. Я не имел в виду ничего плохого…
Но тут меч ударил его по руке, он закричал и бросился прочь, за ним последовали его приятели.
— Догнать его, мой господин? — спросил тот, который обнажил меч.
— Не надо, — услышал он в ответ. — Этого достаточно.
Санчия повернулась к нему.
— Благодарю вас, синьор, — произнесла она. — Мне страшно подумать о том, что могло случиться с нами, если бы вы не оказались рядом и не вступились за нас.
— Мы счастливы оказать вам услугу, — ответил мужчина.
Он поцеловал ей руку.
Она узнала его и не сомневалась, что он тоже знает, кто она. Но они находили удовольствие в этой игре — она началась с тех пор, как он вернулся с войны. Она знала, что он добивается ее отчасти из ненависти к Чезаре; и хотя она не испытывала желания становиться яблоком раздора между ними, все же твердо решила сделать брата Чезаре своим любовником.
