Как теперь искупить? Пусть и не перед ней. Самого себя как простить? Но и это ведь вопрос от гордыни, чтобы себя от угрызений совести избавить. Разве это главное? Нет, теперь все мысли только о Яне, как ей помочь прожить то, что Артем натворил?
Почему не искал никого больше после разрыва? Надеялся, что Яна все же сумеет его простить, что вернется? Не знал.
Но после аварии, валяясь в больнице, много всего обдумал и переосмыслил. По-новому на свою жизнь посмотрел, переоценивая и заново «взвешивая» все, что ранее важным считал. И понял, насколько на самом деле был «пустым и мелким» в этом стремлении любой ценой достичь материального успеха, что-то доказать окружающим, стать таким же, как те, кто казались ему успешными издалека, жить «их» жизнью… сломав при этом свою.
Где оказались все эти люди, когда он в аварию попал? «Друзья», партнеры, клиенты, с которыми «тусовался» и встречался едва не каждый вечер в те несколько месяцев?
Х*ен знает, но не рядом, вот что показательно. А около него в больнице был только Семен и Яна… Преданная им и обиженная, а все равно без вариантов готовая поддержать. Только ведь сам испоганил с ней все, безбожно извозив в грязи глубину и чистоту их чувства. Разменял на блеск целлофановой мишуры.
Как было из этого тупика и ямы своей вины выбраться? Не понимал тогда. Так и метался, будто бешенный больной пес.
И все же…
Наверное, в душе надеялся все-таки, как глупый малой мальчишка верит в чудо под Новый год. Так и он чего-то ждал с замиранием сердца, хоть и сам не решался позвонить, не позволял себе сделать первый шаг после такой ошибки. Однако, по всему выходит, какая-то дурная, ничем не подкрепленная надежда в нем так и не сдохла. А уж сейчас просто воспряла с неистовой силой, отодвигая в глубь сознания осторожность и сомнения.
Как и само его тело, собственно, воспряло, блин! Кровь, разогретая парой глотков глинтвейна, реальным кипятком неслась по сосудам, казалось! В голове пекло, в груди! Пах обожгло острым, накатывающим желанием тут же Яну в стену упереть и, сдернув с бедер брюки, опустив те до колен, вонзиться, погрузиться в ее влажное и узкое влагалище, всегда так остро, отзывчиво реагирующее на его движения. Знал, помнил, какой это кайф! И что она, когда Артем так делал, тоже любила…
Но он так соскучился именно по ней! По всему тому, что только от этой женщины и мог получить! По ее любви, по яркой страстности, с которой Яна на него всегда реагировала. Она одна…
Однако и не мог сейчас отвечать за себя, за то, что продержится достойно долго, чтобы устроить нечто потрясное. Полгода воздержания заставляли реально оценивать свои шансы. Тут бы лицом в грязь перед любимой не упасть… И все же…
По ее пылающим от возбуждения и коньяка щекам хотелось ртом пройтись, языком слизать этот жар. Зацеловать алые губы, припухшие и влажные от того, как и Яна пыталась его рот поймать такими же поцелуями, а он ее своей щетиной на щеках царапал, кажется. И грудь ее в своих ладонях почувствовать хотел, чтоб остро, каждую выпуклость и мягкость кожей пальцев вспомнить; линию живота огладить рукой…
Мощное, непреодолимое желание охватило всего Артема!
И, что безмерно радовало, таким же ураганом откликалось в Яне.
Обхватил ее за талию руками, приподнял, прижимая к себе, шагнул в сторону, так «ловко», насколько теперь позволяла травмированная нога, и усадил любимую на стол. Сдвинули с шумом чашки, пытаясь не отрываться друг от друга. Накинулись по-новой на губы. И оба жадные, ненасытные.
Артем так точно! Мало стало тут же! Больше хотел. Двинулся ниже.
— Как же это хорошо! — вдруг выдохнула Яна ему в макушку, офигительно крепко обнимая Артема за шею, притягивая к себе. Обхватила его своими ногами за бедра.
Он в этот момент ее ключицы целовал, прикусывая губами; прижимая, лаская так, словно языком на ней отметин наставить собирался, расстегивая пуговички на кофте по ходу. Ладонями касаясь всего, к чему только дотянуться мог.
Хорошо? О***ненно! Артема колотило всего! Пах, что гранитный стал, до сладкой ноющей боли, член кровью налился.
От ее севшего голоса; от того, как запрокинула голову, позволяя больше, наслаждаясь им настолько же сильно, у него по спине дрожь! Обожаемая, любимая… Господи! Кто б знал, как Артем себя проклинал за то, что сломал их отношения, даже сейчас, в этот момент. Потому что оба осторожничали, словно приноравливались, приглядывались и сомневались в том, что раньше безоговорочно и интуитивно между ними было.
Потому и замер, жадно накрыв ладонями ее груди через мягкий кружевной бюстгальтер, лаская и перекатывая соски пальцами, целуя ее шею. Однако позволяя Яне решать, предоставляя еще один шанс любимой остановить его.
— Я могу лечь в гостиной, золотая моя, под этой греб***ой елкой, — выдохнул сквозь сжатые зубы. А сам как-то алчно, как скряга, надышаться ее запахом не мог! Ароматом ее теплой кожи, этим грейпфрутом сумасшедшим! — Если ты хоть немного не уверена… Черт! Я полгода себя давил, перетерплю еще. Но хочу, чтобы ты не сомневалась, любимая. Не пожалела потом, — с шумом втянул воздух в себя, понимая, что тянет Яну ближе к своему телу, прижимает.
И как отпустить ее собирается? Но именно это и сделает по-честному, если Яна захочет. Теперь понимал, что не о себе в первую очередь думать стоит, не только и совсем не о том, что тело требует…
А она чуть отклонилась назад, уперев одну руку в стол за собой, крепче сжала его бедра при этом ногами. Словно сама подавалась, терлась, подстраивалась к его паху развилкой своих бедер, жар которой он и через одежду ощущал. Старалась ближе, впритык оказаться. Накрыла осторожно второй ладонью ему щеку, как-то нежно-нежно касаясь шрамов над бровью и скулой. Вновь подалась вперед всем телом:
— Вот в этом между нами я никогда не сомневалась и не испытывала неуверенности, Артем, — прошептала в самые его губы, казалось.
И дразнилась же! Он знал, ощущал! Кончиком языка провела по его нижней губе и чуть прикусила, так, что сам Артем не удержался, натуральным образом, коротко рыкнув, притиснул ее к себе обеими руками. Начал горячечно, лихорадочно покрывать поцелуями лоб, этот улыбающийся рот, ласкать губами мочки ушей, щекоча и прикусывая одновременно.
Сдержанности нет, смело ее ответной тягой на фиг! Вот честно, тут сейчас на стол и повалит, послав подальше вероятную судорогу и все остальное. Дико, до внутреннего воя свою женщину хотел!
А Яна словно этого и хотела! Смеется, стонет, стягивает с него свитер, заставляя обоих трястись от такого острого и уже немного забытого ощущения кожи к коже, тела к телу! Как в первый раз пробило! Задохнулись оба. У него в черепе пустота уже, только кровь изнутри по вискам стучит…
— Пошли в спальню, Тема, — все еще дразня его губы, чуть подалась вперед, пытаясь дрожащие ноги на пол спустить и любимого крепче обнимать при этом.
Не желала отступать. Даже если завтра все будет другим казаться, сейчас, в это мгновение и в данной точке реальности, Яне хотелось просто вновь ощутить тот жар и счастье, что всегда сопровождал их близость; невероятное парение и легкость, тягу, которую и обида не смогла уничтожить. Испарина по коже, «мурашки» по спине и в животе сладкая дрожь! Потому что все равно любит и дорожит этим мужчиной, тянется к нему. Ни на кого так не реагирует… И не нужны ей его «уступки»! В самом Артеме нуждается!
