— Нужно проверить паспорт, попытаться установить подлинную личность убитого. Соберу в архиве портреты всех известных нам наркоманов из района, покажу соседкам. Сто процентов кого-нибудь опознают, ну а там — вопрос техники. Думаю, за недельку управлюсь.
— Дай-то Бог!
— Ладно, Иваныч, пойду я домой. Ты долго еще?
— Посижу немного. Мне еще на доклад к начальству в шесть. Нужно ориентировки составить на украденные вещи да разослать. Чувствую, золото-бриллианты здесь должны всплыть.
Заполняя стандартные формы, Токарев прокручивал в голове слова Титова. Мужик откровенно нарывался, был в его словах какой-то вызов. Неужели старался отомстить за унижение? Зачем? Обычно мало кому приходило в голову дразнить следователя, который может перевести человека из статуса свидетеля в статус подозреваемого или даже обвиняемого, да еще заключить под стражу. Если, конечно, обидится.
«Во многом он прав, — думал Николай Иванович. — Нам дана власть для защиты честных граждан от преступников, но мы, получив власть, считаем себя лучше остальных. Становимся людьми другого сорта. Так европейцы относятся к пигмеям, понимают, что это вроде люди, но не совсем. Сразу меняется психология, ты уже вершитель судеб. Самое интересное — когда выходишь на пенсию. Пенсионеры иногда приходят, рассказывают, как устраиваются на гражданке. Оказывается, ты ничего не знаешь, ничего не можешь и никому не нужен. А всё человеческое растерял на службе. И все-таки его хочется слушать, интересно, почему-то не хочется его отпускать. Мазохизм какой-то. Ну его к черту! В понедельник будет экспертиза по ножу с Проектируемого. Неужели Изотов?»
Токарев собрал бумаги и поплелся наверх в кабинет начальника.
Снова нервотрепка: «Плохо работаете, мы вам оказали всю возможную помощь, дали людей, газеты пишут, Дума требует, звонили от министра, потом от замминистра, и от другого замминистра, политическое дело, должны понимать». Как будто это поможет.
Сроку ему определили до конца следующей недели, максимум до конца месяца. Самый последний срок, после которого выговор, лишение тринадцатой и пенсия, — девятое мая. При чем тут День Победы?
***
В субботу Токарев сходил в Сбербанк и снял деньги. Курс несколько снизился, и в пересчете на доллары сумма оказалась даже больше. «Заработал», — горько усмехнулся он и с отвращением плюнул себе под ноги. Валентина молча приняла сверток, кивнула и убрала его на антресоль гардероба под постельное белье.
День набирал силу. Солнце припекало как летом. Хотелось смахнуть с души всю кабинетную пыль, все сомнения, как-то обновиться.
— На дачу съездим? — спросила жена. — Поехали, Коль, посмотрим хоть, что там.
— Поехали, проветримся. Как это ты только додумалась? Пойду машину из гаража пригоню, ты пока собери что-нибудь перекусить с собой. Долго там не будем. Пару часиков — и назад. Хорошо?
По пути в гараж зазвонил мобильный. Токарев ответил.
— Да, понял. Где? — он многозначительно посмотрел на небо. — Угу. Дождись меня, сейчас подъеду.
Он перезвонил Котляру.
— Товарищ полковник юстиции, это Токарев. Засветилось кольцо, по описанию похожее на то, которое носил Безроднов. Ломбард на рынке около «Авроры». Да, распечатка у меня есть с собой. Еду туда, человек ждет. По итогам доложу. Спасибо!
Он предупредил Валю, что поездка на час-полтора откладывается, и полетел на рынок.
5
Одним из продавцов в ломбарде работал азербайджанский турок Первис, которому когда-то Токарев помог. Теперь Первис пожизненно помогал Токареву, рассчитывая на его защиту, если что. Без фанатизма иногда доставлял сведения, в особенности о скупке краденого, чем не гнушались промышлять в ломбардах.
В полутемном помещении никого посторонних не было. Высокий, сильный мужчина лет около сорока, вежливый, с высшим образованием, судимый за мошенничество, тихо рассказывал Николаю Ивановичу о произошедшем:
— Есть у нас тут один шнырь, как зовут — не знаю, погоняло у него Дохлый. Отсидел шестерик за бакланку полгода назад, алкаш. Говорят, он на привязи у участкового нашего. Я сам не при делах, всех ментовских раскладов не знаю. Ой, извини, дорогой! Приносит сегодня хозяину вещь. А хозяину пора уже. Дача-фигача и все такое. Он смеется, говорит: «Стекло, где нашел?» Дохлый что-то долго шепчет ему на ухо. Я занимаюсь с клиентом, приличный такой парень, цепочкой интересуется. Я заметил: как кризис пришел, к нам приличный народ потянулся. Продавать люди стали больше и покупать чаще. Редко выкупают. Пошел бизнес на народных слезах. Ну так вот. Хозяин ко мне подходит, показывает колечко. Я же ювелиркой занимался, вы помните. Смотрю через стеклышко — большущий бриллиант в белом золоте. Мужской перстень. Вспоминаю ориентировку, какую вы в среду вечером занесли.
— У меня фото есть, посмотри, — перебил Токарев.
Первис повернул листок к свету, минуту внимательно смотрел.
— Похоже, — сказал он. — Даже отделка вокруг камня такая же. Лапки видите? Он! «Дорогая вещь», — отвечаю. Хозяин спрашивает: «Сколько стоить может?» Говорю: «Под миллион, может больше». Он тогда Дохлому говорит: «Приходи в понедельник, возьму за пятьдесят тысяч». Тот мнется. Сошлись на двухстах. Так что — в понедельник.
У Токарева подскочил пульс. Вот оно! Сработало!
— Утром, вечером? — возбужденно уточнил он.
— Сказал, вечером. Моя смена будет.
В магазин зашла потрепанная женщина в темной одежде и низко наклонилась над грязным стеклом прилавка. Она показалась Токареву смутно знакомой.
— Могу чем-то помочь? — окликнул ее продавец.
Женщина замялась. Видно, она стесняется постороннего. Оглянулась, ответила: «Нет, спасибо» — и поспешно вышла.
— Обручальное кольцо принесла, — погрустнел Первис.
— Откуда знаешь?
— Вижу, за палец схватилась, она не первый раз вещи приносит. Так, мелочовку, ничего серьезного. Мужа недавно похоронила или сына, денег нет. Столько я их видел-перевидел. А мы возьмем как лом, за копейки. Нужда всеобщая, брат, смотрю салют по ящику — и плакать хочется, какие деньги мимо людей. В понедельник, значит, Дохлый придет. Хозяин велел бабки готовить, мы же не держим здесь большие суммы. Уж не знаю, как вы сработаете его, но, если на меня подумают, можете заказывать джаназа, дафн и все, что положено.
— Это что такое?
— По вашему — типа панихиды.
— Да, брось ты! Спасибо, Первис, не переживай, все красиво сделаем.
Около входа в ломбард топталась та женщина, пережидая Токарева. Он подошел к ней.
— Простите, ради Бога, вы обручальное кольцо принесли сдавать?
— Да, а какое, собственно…
— Мужа похоронили?
— Да, — она заплакала и отвернулась уходить, он удержал ее. — Пятидесяти не было. Инсульт, переохлаждение. Продаю вещи, до кольца дошло, дальше не знаю, что будет. Не могу на работу устроиться, одеться надо, в порядок себя привести. Ничего не знаю. Вам-то чего надо? — она неумело кокетливо улыбнулась.
