Офицеры, с шумом двигая стулья, покинули учебный класс. Оставшиеся заняли парты поближе к доске, сели плотнее, раскрыли папки с бумагами.
— Теперь слово тебе, Николай Иванович. Начинай с дела Безроднова, — бодро распорядился Котляр. — Знаю, у тебя есть результаты, практически уложился в установленные сроки. Молодец, хорошо работаешь. Потом по остальным делам заслушаем. Только покороче.
— Докладываю. По делу об убийстве бывшего депутата и его семьи имеем на сегодня следующую картину, — Токарев хлопотливо составлял свой пасьянс из документов, он говорил медленно, старательно подбирая каждое слово. — Есть подозреваемый в организации преступления — заказчик. Это старый друг Безроднова, профессор Волков Олег Львович. Сейчас он находится в СИЗО, я сегодня был у него. Ему предъявлено обвинение, уведомление об аресте он подписал. Доказательства — половинка фотографии с изображением жертвы, найденная у предполагаемого исполнителя убийства, и другая половинка той же фотографии, найденная в личных вещах Волкова. На обеих половинках присутствуют отпечатки пальцев Волкова. Улика серьезная. Еще имеем признательные показания самого Волкова, свеженькие, только сегодня испеченные. Мотив — личная неприязнь, обида, большие деньги и драгоценности. Безроднов по имеющимся сведениям в момент убийства имел при себе крупную сумму денег, банковские карты, номера заграничных счетов и дорогие ювелирные украшения. Ничего этого, кроме перстня с большим бриллиантом, пока не найдено. Где спрятаны перечисленные объекты, Волков не говорит, имитирует помешательство. Следующий персонаж, исполнитель, один из двух — Ижинский Александр Анатольевич, он же Урбанюк. Бывший наемник, преступник, наркоман. Убит при невыясненных обстоятельствах уже после трагедии в квартире Безроднова, был зарезан неизвестными лицами. Либо зачистка, либо наркоманы его ограбили. При нем найдена та самая половинка фото с его отпечатками и отпечатками Волкова. Опрос соседей показал, что Ижинский незадолго до смерти хвастался большой суммой в долларах, то есть с ним расплатились. Второй предполагаемый соучастник убийства — участковый, капитан Кухарчук. Он сейчас на свободе, за ним ведется наблюдение. На Кухарчука указывает версия о перстне, который он передал Тимошину для продажи. К сожалению, показания Тимошин дать не успел — повесился в камере. Версия о насильственной смерти не подтвердилась. Сергей, доложи.
— Мы, товарищ полковник, — вступил Федоров. — Тщательно проверили всю смену, которая работала в те сутки. Проверили каждого по журналу, сравнили перемещения с видеозаписью и рапортами других сотрудников. Я два дня бился только над этим. Ничего. Могу передать схемы и графики передвижений сотрудников за сутки. Вывод — никто из наших этого сделать не мог.
— Может быть, кто-то из задержанных? — уточнил Котляр.
— Мы опросили и задержанных, — объяснял Федоров. — С ними, конечно, сложнее: врут, бредят и путаются. Не очень идут на сотрудничество. Скорее всего, не они, но полной уверенности нет.
— То есть самоубийство?
— Получается, что так.
— Понятно. Николай Иванович, что думаешь делать с Кухарчуком?
— Пока водим его. Во-первых, его участие ничем не доказано, кроме намеков моего информатора. Во-вторых, нужно взять его на сбыте краденого или передаче представителю Волкова, Волков-то в СИЗО. Если не с поличным брать, то предъявить ему нечего. А его надо брать и колоть до получения полной картины преступления. Другого пути не вижу. От Волкова пока толку нет, Ижинский мертв.
— Василий Алибабаевич, а ты проработал контакты Ижинского из наркоманской среды? Я слышал, там бабушки серьезные охраняют подъезд. Участковый, который его пустил в арестованную квартиру, что говорит? Что ты отсиживаешься? Удиви рвением! — твердой рукой вел совещание Федор Викторович. — Прояви инициативу.
Зайцев задумался, трагически вздохнул, нахмурился.
— Участковый говорит, что не знал ничего о вселившемся Ижинском. Заявлений на того нет. Квартира стояла опечатанная, жалоб соседей не зарегистрировано. Я ему не верю. Влепить бы ему взыскание для прояснения памяти.
— Это не тебе решать, — оборвал начальник. — Наркоманов показывали соседкам?
— Да. Из имеющихся в нашей базе опознаны двое, но отпечатки на ноже им не принадлежат. Самих найти пока не удалось. Залегли где-то или уехали из города, а может быть, и померли в неизвестности. Никаких следов. Волков соседями не опознан. Вообще, бабушки говорят, там много всякого народа сомнительного крутилось, причем в основном поздно вечером и ночью.
— Ясно. А что охранники дома на Первомайской?
— Ничего. «Не видели, не помним, в наши обязанности не входит». Бесполезно. Я думаю, надо Кухарчука трясти, единственный выход, — нашелся Федоров.
— Как ты его возьмешь сейчас, — вышел из себя Токарев. — За что? От перстня он откажется. Нет, надо следить за ним, пока не проколется. Его домашний телефон на контроле, оперативники за ним ходят. Нам остается ждать.
— Да, — задумчиво протянул Котляр. — Для обвинения доказательств маловато. Колѝ пока дальше Волкова, раз он на сотрудничество пошел.
— Понимаете, Федор Викторович, он странно сотрудничает. Говорит: «Всё подпишу, что скажете», но сам ничего не знает и не говорит. Уверен, что это не он.
— Как! А кто? — взвился Котляр.
— Его запугали. Пригрозили. Наверное, дочерью, он намекал, что тут у нас некто приходил к нему и грозил. Он человек слабый, испугался.
— Вот это ты дал, Иваныч. Дело нам решил развалить? Кто ж, по-твоему, организатор?
— Я думаю, Титов. Друг Волкова и Безроднова. Генеральный директор завода.
— Ты! Вы! — начальник взбесился, теряя слова. — Доказательства есть?
— Нету, товарищ полковник. Но…
— А должны быть! Нельзя без доказательств человека обвинять. Мы юристы, мы не можем, не имеем права так. Основания должны быть, улики, да что вы, в самом деле! Что? Что ты еще хочешь сказать?
— Я не на пустом месте, товарищ полковник, Волков на него указывает, и сам он как будто провоцирует меня на допросах, словно упражняется, бравирует своей неуязвимостью, — растерялся Токарев и сник. — Я чувствую, что не ошибаюсь. Нужно найти негатив той фотографии, попытаться. Титов говорил, что не знал, где живет Безроднов, а у меня информация есть, что он приезжал туда. Это странно. Нужно поговорить с водителем, который их привозил. Бабкам в Проектируемом Титова следует предъявить.
— С ума ты меня сведешь! И всё? И это всё? Что-то ты того, майор. Не туда клонишь. Я думал, ты меня понимаешь, что мы в одной лодке. Ты забыл, а на нас давят отовсюду ежедневно. Дело на контроле замминистра! Результатов требуют, а ты тут мистикой занимаешься, хиромантией страдаешь. Забудь об этом Титове, чтоб я больше про него не слышал, иначе — сам знаешь. Не серди меня. Всё! Значит так, водим Кухарчука до победного, — начальник отдышался, гнев проходил. — Николай Иванович, тебе отдельное задание, чтобы не мучился рефлексией. Придумай, как заставить участкового раскрыться. Нужна какая-то невинная провокация, ты умеешь такие штуки делать, чтобы он вылез из скорлупы, понимаешь? Чтоб задергался и стал торопить контакт с представителем заказчика или с самим Волковым. Черт их там разберет! Завтра доложишь.
