— В выходной, в день любви и труда?
— А что? Ты родине только по будням служишь? День труда — вот и трудись, товарищ офицер. Я завтра работаю, так что приезжай с идеями.
Федор Викторович сделал запись в своем ежедневнике, перелистнул его.
— Так. Что по делу о ножевом ранении в бедро?
— Там всё ясно. Есть признание, всё есть, передается в суд.
— Хорошо. Что по делу Подгорного?
— По этому делу сложнее. Предлагаю переквалифицировать обвинение со статьи сто одиннадцатой в сто двадцать пятую. Оставление в опасности.
— Что? Опять? Тебе делать нечего? Соколовский же отработал всё!
— Товарищ полковник, Соколовский ошибся. Связь драки со смертью экспертизой не подтвердилось. Инсульт и последовавшая смерть наступили в результате переохлаждения и того, что они скорую не вызвали сразу. Подгорный — начальник бригады, полная его ответственность, а он пьяный был. На видео всё видно. По его вине умер человек, боевой офицер, имеющий награды, а он уйдет от ответственности? Вина по сто двадцать пятой очевидна, чуть-чуть поработать надо. Прошу вашего разрешения.
— Какой-то ты чувствительный стал, Николай Иванович, последнее время. Стареешь? Неделя тебе. Факт опьянения зафиксирован? Хорошо. Не справишься — закроешь дело. Что еще у нас? Зайцев, доложи по студенту.
Зайцев снова вздохнул, открыл блокнот.
— Студент из Конго. Сагессе Бибум… нет, Бубим… в общем, с третьего курса. Поздней ночью, под утро в четверг, поднялся на площадку пожарной лестницы общежития и сиганул вниз без парашюта с восьмого этажа, но на асфальт. Хлюп!
— Отставить юмор!
— Есть! Разбился насмерть. В шесть ноль пять его обнаружила студентка, она бегает для здоровья по утрам, позвонила в полицию. Поставили администрацию университета в известность, в управление, само собой, по форме один сообщили, те в консульство. Предварительные результаты экспертизы — наркотическое отравление на фоне душевных мук. Видео в коридоре зафиксировало, как чернокожий Сагессе прошел по коридору в два восемнадцать и свернул к двери пожарного выхода, до семи утра по коридору никто больше не ходил. Других записей или свидетельств нет. Чисто формально — либо упал по неосторожности, либо умышленно, но без посторонней помощи. Допросили его одногруппников и соседей по комнате. Оказалось, у него любовь была, девочка Наташа. Они гуляли два месяца, а потом она его бросила, увлеклась другим, белым, соотечественником. Сегрегация получилась. Ничего такая девка…
— Покороче можно?
— Конечно. Родственники студента обратились через посольство. Просят закрыть дело. Списать на суицид, что, скорее всего, так и есть.
— А откуда наркотики брал? — спросил Токарев.
— Разрешите мне? — вступил Федоров. — С этими наркотиками тут ситуация странная. Наркотики синтетические, амфитаминовой группы, распространялись среди студентов в университете и на дискотеках. Мы совместно с ФСКН накрыли одну лабораторию на квартире две недели назад.
— Я помню.
— Ну да. Всё разгромили — и оборудование и сырье, — Токарев сверился в своих бумагах. — Прекурсор один-фенил-два-пропанон, но сам изобретатель вместе со всеми концами скрылся. Какой-то недоучившийся студент не из местных. Задержанные дилеры и хозяин квартиры его не знают. Знают только имя — Владимир — и приметы. Есть фоторобот. По анализу получается, что иностранный студент наелся именно этих колес, и, похоже, из одной из последних партий. По оперативной информации сейчас такие таблетки в продажу не поступают. Куда изобретатель пропал, неизвестно. Есть предположение…
— Дело студента закрыто? — перебил полковник. — Ну и хорошо. Робота и ориентировки на химика раздали? Ищем?
— Так точно.
— Что-то еще есть? Нет. Тогда свободны. Токарев, завтра жду к девяти.
***
«Хорошо хоть по делу Подгорного навстречу пошел, — вспоминал Николай Иванович совещание, подходя к дому. — А Титова я сам дожму потихонечку. Что ж придумать-то? Какую провокацию? Прав полковник, иначе участкового не выманишь. Спать когда лягу, тогда и придумаю. Сегодня пятница, и душа просит баночку пива».
Он купил две банки пива и уже взялся за ручку двери подъезда, когда его телефон зазвонил. Неловко перекладывая из руки в руку портфель, пакет с покупками, Токарев наконец-то вывернул из кармана телефон. «Кому ж не отдыхается-то? — пронеслось в его голове. — Не дай бог, что-то срочно. Кто это? Титов! Ого!»
— Слушаю вас, Александр Михайлович, — неприветливо ответил Токарев. — Здравствуйте. Чем могу помочь?
— Надо встретиться прямо сейчас. Есть важные сведения.
— Какие? Я слушаю.
— Не по телефону. Давайте в отделе встретимся, или могу подъехать, куда скажете, назовите адрес.
Токареву было лень ехать в отдел, и он назначил встречу прямо во дворе своего дома.
— Это рядом, Николай Иванович, я буду через семь минут. Спасибо.
***
Конец апреля — начало мая в этом году на редкость теплые и погожие. Молодая кудрявая листва вовсю развернулась, солнце припекало. Токарев устроился на свободной скамейке в маленьком сквере, открыл пиво и смотрел на толстых голубей и малышей, бегающих как заведенные и смеющихся от переполняющего их безотчетного счастья. Он издалека заметил Титова, почувствовал, как радость проходит. Титов приближался с каменным, напряженным лицом.
2
Александр подсел к Токареву, откинулся на спинку лавки, закрыл глаза и глубоко втянул в себя воздух.
— Хорошо, — сказал он через минуту. — Пахнет весной. Каждый год удивляюсь, как буквально за три дня все делается зеленым.
— Это то, что вы не смогли сказать по телефону? — Токарев лениво протянул Титову банку. — Угощайтесь. Давно не встречались. За встречу!
— Спасибо, — Титов открыл глаза и принял пиво. — Неделю не встречались. Я скучал и ждал приглашения. Потом понял, что вы меня не хотите видеть, и вот сам напросился. Как там Олег Львович? Не обижаете его? Я уверен, вы его по ошибке взяли. Извиняться потом придется, он такой, потребует.
— Сами бы навестили его. Только сегодня с ним разговаривал. Он посылку ждет с колбасой, грустит, вас настойчиво вспоминает, все уши прожужжал.
— В самом деле? Представляю, что он там наговорил.
— Не представляете. Повидайтесь с ним, удивитесь.
— А можно? Зайду после праздников, в среду. Только объясните мне потом порядок посещения. Олег же мухи не обидит. Оскорбить может, но убить… Не понимаю, какой идиот решил, что Волков может быть организатором чего-то криминального? Посмотрите на него, он себе глаженые рубашки организовать не может. Нонсенс. Отпустите его, ради Бога, пока он там от отчаяния руки на себя не наложил. Отпустите? Обещайте, а то я ваше пиво пить не стану.
