Титов достал смартфон, покопался в нем и включил аудиозапись на середине. Среди звона посуды, шагов и посторонних разговоров Токарев услышал свой голос: «Моего интереса тут нет и быть не может, я в некоторой степени заложник ситуации. На меня тоже давят, будь здоров как, не увольняться же мне из-за вас?»
— Узнаете? Так следователи с кристальной совестью вымогают у подлецов взятки. Ужас! Я лично стрелял бы таких следователей. Нет, вешал бы их на столбах в назидание остальным правоохранителям. Можно еще сжигать их из огнеметов, как корейский Ким. Вам как больше нравится, честный человек?
— Вы обещали не писать, — смутился Николай Иванович. — Хотя… Глупо всё, согласен, и недостойно. Хотел вас же выручить.
— Бросьте вы, бросьте! — гневным шепотом кричал Титов. — Я же не прокурор! Присвоили вы деньги или нет — теперь не важно. Важно, что, если вы меня заберете, я эти записи обнародую. Не сомневайтесь. Мне терять нечего, страшнее уже не стану. Тогда всё и объясните своему начальству, все свои честные помыслы. Кстати, располагаю еще одной записью. Интересно? Нет? Чего уж там, карты на стол!
— Что там еще у вас?
— Кино. Не Тарантино, но представляет некоторый интерес. Вы точно угадали, я был на квартире Михаила. Наркоманский притон. Смотрите, вот. Этот, видите, со шприцем? Артем Васильевич Изотов, которого я задержал с ножом и сумкой гражданки. Чудесный спортсмен, сын влиятельного человека, продолжатель дела, наследник идей. Узнаете? Вы его отпустили, а он уже тут, заправляется. Сейчас нырнет. Во! Смотрите, как втягивает героин, аппетитно, не правда ли? Точно Изотов! Закон есть закон, верно? Не исключено, что он и Мишу зарезал. Миша, оказывается, кололся до изумления. Довелось наблюдать. Так что, будем про совесть дальше?
— А стоит? — отвернулся следователь.
— Стоит! — вдруг взвизгнул Титов. — Обязательно надо! Да, я подкинул фотки, да, я сделал заказ на Безроднова. Пусть его убили другие, без моего заказа, пусть я не причастен к его убийству и всем тем ужасам, которые там совершились. Но мне стыдно, бесконечно больно, стыдно и противно. Из-за меня погиб Олег, из-за меня его развели на продажу имущества. Из-за меня его дочь теперь практически сирота! Всё вокруг погрязло в безумии, и никому никогда не стыдно! Все воруют и тут же уличают в воровстве других! А мне вот стыдно, так стыдно, что руки на себя наложить хочется. Я не убивал, но чувствую себя убийцей. Чувствую, жить дальше не могу, не знаю, зачем работать, для кого жить. Детей нет, семьи нет. Кому всё это нужно? — Титов спрятал лицо в ладонях и замолчал.
— Вы как-то уж слишком, Александр, — дрожащим голосом сказал Токарев. — Грехи у всех есть, я тоже, как вы верно заметили, пока далек от совершенства. К сожалению. Обстоятельства так сложились.
— Какими обстоятельствами можно оправдать меня? Человек умер! А вы? Зачем посадили Волкова? Неужели вы, с вашим умом и опытом, не смогли понять, что он невиновен? А если и виновен, куда он мог убежать? Он от дочери своей под страхом смерти не отошел бы. Есть же домашний арест, подписка, что угодно. Так ведь нет, вам в камеру обязательно надо, чтоб сидел. Зачем думать, когда можно просто посадить? Поймите, теперь ничего нельзя исправить, некому сказать про обстоятельства. Нельзя оправдать смерть безвинного человека, нельзя его оживить! Можно искупить, можно забыть и жить дальше, словно ничего не было. Можно исповедоваться и принять отпущение грехов. В конце концов, молить о спасении своей души и спасении его души. Только оправдать нельзя! Мы с вами всегда будем страдать. По крайней мере, я.
— Вы правы. Всё верно, — печальным эхом повторил Николай Иванович. — Оправдать нельзя. И все-таки зачем вы меня тут ждали? Что хотели от меня?
— Помощи хотел, Николай Иванович, — Титов повернулся к Токареву, приблизил к нему свое лицо и зашептал. — Я сейчас только понял. Еще секунду назад не понимал. Мне же не к кому больше идти. Нет больше человека, который сможет меня понять. Вы знаете обо мне столько и такое, чего ни одна душа больше не знает. Всё знаете. И я знаю про вас кое-что особенное. Мы в чем-то очень похожи, как два валета из одной колоды, только масти разные. Мы как сиамские близнецы — дышим одним воздухом, живем одной кровью. Зачем вы морщитесь? Не надо, это правда, примите ее. Прошу вас, помогите мне, придумайте что-нибудь. Мне спрятаться нужно.
— Я?! — подскочил Токарев.
— Именно вы, и никто другой, — Титов уставился следователю в глаза. — Вы поможете спастись мне, я — вам. Потом я исчезну навсегда, вы забудете обо мне и сможете жить дальше спокойно и счастливо, словно ничего и не было.
— Ну, допустим, я найду, где вас спрятать, — задумчиво сказал следователь. — А вы потом возьмете и обнародуете все ваши записи.
— Теперь не обнародую. Никаких копий нет, только один экземпляр здесь. Смотрите, я беру сейчас и всё удаляю. Оп! Нет больше компромата. Выдыхайте свободно.
— Сейчас, — Токарев достал из портфеля бумаги, аккуратно перебрал их и вытащил телефон. — Ольга Валерьевна? Здравствуйте, это Николай. Помните, я вам как-то денег дал? Да, да, не за что. Не надо отдавать. Устроились на работу? В самом деле? Я очень рад. Ольга Валерьевна, я тогда просил по возможности оказать мне взамен маленькую услугу. Не забыли? Хорошо. Ко мне друг приехал, но в гостинице жить не может, не любит тараканов почему-то, а у меня места нет. Найдете для него комнату? Он заплатит, сколько попросите. Он спокойный, не волнуйтесь. Пусть приезжает? Замечательно. Его Александр зовут, я ему адрес ваш дам. Спасибо вам, и удачи. Не обижайте моего товарища, он хороший человек. До свидания.
— Вы в самом деле так думаете?
— О чем?
— Ну, что хороший человек.
— Вот вам адрес, идите. Она порядочная женщина. Очень несчастная, у нее муж умер недавно. Несчастный случай. Прошу вас, аккуратнее с ней.
Титов взял листок, поднялся и накинул рюкзак на плечи.
— Спасибо вам, Николай Иванович. Жаль, что расстаемся, но желательно нам больше не встречаться. Что-то мне подсказывает, что мы все-таки встретимся. Не знаю! Я сразу понял, что вы близки мне чем-то, но не знал, до какой степени. Мы могли бы стать друзьями, но не стали врагами, и на том спасибо.
— Прощайте, Александр Михайлович. Осторожнее, вас ищут повсюду. Избегайте патрулей. Идите, пора мне.
3
Ольга Валерьевна оказалась открытой, разговорчивой дамой неопределенного возраста. Титову не было нужды что-то скрывать от нее, она ни о чем его не спрашивала, предпочитая говорить без умолку. Он узнал всю историю ее жизни. От рождения до замужества и гибели мужа, включая халатность Подгорного. О сыне, офицере, служившем на Дальнем Востоке, о внуках. Казалось, она молчала двадцать лет и теперь не могла наговориться.
Несколько дней Александр не выходил из дома. Ольга готовила ему, стирала вещи, вечерами они подолгу беседовали, сидя на кухне. За несколько месяцев одиночества женщина истосковалась по домашним хлопотам, по необходимости о ком-то заботиться, быть незаменимой в своей женской миссии — заботе о мужчине. Только сейчас он понял, как страшно оставлять женщину одну в мире, где правят мужчины, как трудно ей самой управляться и с женскими, и с мужскими делами, сколько горячих слез обиды и беспомощности впитали ее подушки.
