— Почему я должен тебя слушать, недоразумение?
— Конечно, я помогу. Обязательно. Это честь для меня, спасибо, что обратился. Все будет сделано, нам незачем ссориться. Ты сказал, я услышал. Просто хотел тебя увидеть, мало ли что, дело серьезное. Как говорится, сегодня я тебе оказал услугу, завтра ты мне. Жить-то надо.
— В долги хочешь загнать? Не, я так не играю. Всем, кому должен, я давно все простил. Ныне и присно и во веки веков. Чувство благодарности, память о добром деле останутся. Тебе мало? Отстань, Сысоев, не нужна мне твоя благотворительность.
— Опять ты меня не понял! Прости, я волнуюсь. Приходи в пятницу к вечеру или пришли кого-нибудь. Все будет в лучшем виде!
— Ухожу с тяжелым осадком, — Токарев действительно выглядел расстроенным, хоть и шутил. — Трудно с тобой становится, и это не может не тревожить. Передал бы ты почтенному Алексею Николаевичу: мол, Сысоев все понял, предпримет усилия, чтобы помочь родной милиции, просит Токарева связаться с ним в пятницу, чтобы лично доложить результаты поисков. Красиво и достойно! А ты? Пока ты моих надежд не оправдал, но последний шанс я тебе даю. Старайся, Вадим, всё в твоих руках. Подумай об этом. Пока. До пятницы.
Сысоев мрачно смотрел на дверь, закрывшуюся за Токаревым. С надорванного на углах плаката, прицепленного к двери изолентой, на него с улыбкой смотрела неизвестная гражданка в одних шортах, поставившая длинную ножку на колесо. Шаги в торговом зале стихли, приглушенно звякнул колокольчик.
— Сволочь! — прошипел он. — Чтоб ты сдох!
* * *
В собесе к концу рабочего дня на местах находились только Маша Горлова и Вероника Витальевна. Маша собирала сумочку, начальница красила губы. Женщины готовились покинуть помещение и никого не ждали. Токарев постучал в дверь и сразу вошел.
— Ой! — взвизгнула Вероника Витальевна, ее рука с помадой дрогнула. — Это вы?
— Извините за поздний визит, девушки, — Токарев мобилизовал всю свою вежливость. — Буквально пара вопросов.
— У нас рабочий день уже пять минут как закончился, — вяло запротестовала начальница. — Может быть, завтра?
— Завтра никак нельзя, милейшая Вероника Витальевна, тем более вопросы у меня к Маше. Вы же Маша? Вас я не задерживаю, напротив, желаю приятного вечера и все такое.
«Симпатичная девушка, — подумал капитан, разглядывая Машу. — Такая миниатюрная и очень милая. Глазки черные, востренькие. Она чего-то боится».
— А у меня автобус через двадцать минут, я спешу сегодня домой, — засуетилась Маша. — Если опоздаю — всё, целый час потом придется ждать.
— Милые девушки, дело не терпит отлагательства, — следователь добавил металла в голосе. — Нашелся ваш коллега Свекольников. Он ранен, ограблен и находится в районной больнице без сознания, то есть мы по заявлению матери пострадавшего открываем уголовное производство. Или мы сегодня говорим тут, или завтра я вызову вас повесткой для дачи показаний под протокол. Обращаю внимание: повестку вы должны будете зарегистрировать в своей канцелярии, что обязательно вызовет слухи, сплетни и кривотолки, удивленные вопросы руководства, возможно, даже подозрения. Вероника, вы поезжайте по личному плану, а Машу я после разговора подвезу. Раньше автобуса будете на месте. Вероника Витальевна, у вас помада на щеке. Не за что. Да, до свидания.
Начальница привела себя в порядок и тихо вышла. Токарев смотрел на Машу. Определенно, он застал девушку врасплох. Она прятала глаза и судорожно собиралась с мыслями.
— Маша, что вы думаете о покушении на вашего молодого коллегу? Кто мог это сделать?
— Я не знаю, — она мелко дрожала, не в силах сдержать волнения. — Почему вы меня спрашиваете? Что с Эдиком, он будет жить?
— Обязательно. Не только жить, но и говорить. Врачи обещали со дня на день допустить к нему для дачи показаний, — Токарев решил пойти в атаку. — Но время дорого. Факт покушения на убийство заставляет следствие работать быстро и жестко, поймите меня. Я располагаю сведениями, что между вами были некоторые личные отношения. Прошу вас оказать содействие.
— Какие отношения, что вы? Ничего не было. Он один или два раза проводил меня после работы домой, и всё, — ее мысли путались, она паниковала. — Я и не хотела его ухаживаний, хотя никаких ухаживаний не было. Мы просто коллеги.
— Он не говорил о каких-то планах? Может быть, вы что-то знаете о его врагах или недоброжелателях?
— О его делах я ничего не знаю. Разве только он упоминал о каком-то проекте, который у него получился или должен получиться. Он ожидал денег, как я поняла. Мы ехали в автобусе, он с кем-то поговорил по телефону, расцвел весь и сказал что-то про деньги. Но сколько, когда и за что, не сказал.
— Когда?
— Чего?
— Когда говорил?
— В понедельник, кажется.
— Шестого?
— Кажется, шестого.
— Маша, что с вами? Вот же календарь перед вами! Соберитесь. Я веду расследование покушения на убийство с ограблением, а вы — «кажется», «может быть». Что еще знаете по этому делу?
— Я думаю, думаю, вспоминаю! — разразилась девушка и замолчала, только зрачки ее глаз блуждали по комнате, избегая лица Токарева. Через минуту она продолжила: — Нет! Больше ничего не знаю.
— Уверены?
— Да, мне пора, автобус скоро уходит.
— Я вас подвезу, я же обещал.
— Это ни к чему, я сама доеду.
— Еще пара минут разговора в таком ключе, и я начну думать, что вы что-то скрываете от следствия. А когда я так думаю, собеседник попадает в категорию подозреваемых, то есть по нему проводятся дополнительные действия. Поехали, по дороге поговорим. Теперь вам надо будет говорить особенно убедительно, чтобы развеять мои сомнения. Я специально вам так все подробно разъясняю, потому что вы симпатичны мне и я не верю в вашу причастность. Но! Вы не всё мне сказали, а это наводит на размышления. То есть вам есть что скрывать. Одевайтесь, я жду вас внизу.
Они подошли к «шестерке» Токарева. За десять минут ее завалило толстым слоем тяжелого мокрого снега, который, как куски ваты, продолжал обильно засыпать улицу. То там, то тут с деревьев и проводов на автомобиль и тротуар шлепались снежные кирпичи.
— Нет, — сказал Токарев. — Не буду чистить. Из принципа. Надоело уже. Как думаете, весна будет в этом году?
— Что? — Маша не слушала его.
— А я вот все-таки надеюсь, что будет рано или поздно. По моим наблюдениям, весна бывает каждый год, пока сбоев не случалось. Но все-таки я планирую еще сходить покататься на лыжах. Бог даст, к выходным подморозит — и поеду, — он открыл дверцу пассажирского места. — У вас лыжи есть?
— Лыжи? При чем тут лыжи?
— Не знаю, может быть и ни при чем. Садитесь. Куда едем? Где живете, Машенька?
— За городом, — она помедлила. — В Покровском.
