— Говорю же, без сознания он, в коме. Незачем его навещать.
«Деревня есть деревня, все им надо знать. Чтобы потом судачить об этом с соседями до следующего события. Кто первый принес новость, тот звезда. Ладно, вроде все встало на свои места, — размышлял Токарев, покидая Покровское. — Свекольников избил Грицая шестого в понедельник, девятого Грицай отомстил обидчику ударом по голове, а вчера, пятнадцатого, Грицая снова кто-то оттаскал. Нормальная криминальная жизнь с приключениями. Осталось его найти и расспросить. Как все хорошо и быстро получилось; молодец, Николай Иванович, так держать! И дело Бельмесова можно закрывать в связи с отсутствием состава преступления. Хорошая неделя!»
Он достал телефон и набрал номер Солнцева.
— Алексей Николаевич, вам задача на завтра, запишите. Грицай Ярослав Федорович, судимый за хранение, недавно освободился. Уроженец нашего города, сейчас вроде бы снимает квартиру в городе. Адрес можно узнать у Натальи Киреевой, — Токарев продиктовал телефон девушки. — Скажите ей, что от меня звоните. Его надо отыскать и доставить в отдел для беседы. Повод? Скажите, что в связи с якобы изнасилованной Киреевой. Будьте осторожны, он опасен. Да, привлеките сотрудников местного отделения. Есть сведения, что его кто-то вчера избил, так что, думаю, вы застанете его дома. Все записали? Хорошо, займитесь этим завтра с утра. Если не застанете дома, то хоть раздобудьте его фото. В паспортном столе, неважно, только не затягивайте. Кто звонил? Вадим Сысоев? Чего хочет? Отчитаться о результатах поиска колес? Хорошо, заеду к нему завтра. Я за рулем сейчас, не очень удобно говорить. Давайте, до завтра.
«Насилуют, убивают, воруют, куда ни посмотришь — одни преступники, — Токарев искал в себе признаки хорошего настроения от хорошо сделанной работы, но получалось неважно. — Как в больнице, когда приходишь в травматологию, кажется, все люди что-то себе сломали и нет в мире здоровых, так и в нашей работе — кажется, нет в мире невиновных людей, за каждым какая-то гадость. Как заглянуть в душу преступника? Понять его мотивы? У любого человека есть совесть, каждый же внутренне хочет быть хорошим человеком, старается оправдать свои действия. Как иначе? То есть подсознательно каждый стремится к правде. И вместе с тем любой преступник, будь то взяточник, вор или убийца, обязательно имеет свою философию, оправдывающую его действия. Он всегда знает, что нарушает закон, и, чтобы жить в ладу с собой, хоть как-то унять муки совести, ему нужно иметь какое-то внутреннее оправдание. Он его ищет и, как правило, находит. Где? Именно в окружающей действительности. Если им можно, почему мне нельзя? Только разрушив предпосылки возникновения такой философии, можно победить преступность. А предпосылки эти находятся в несправедливости самой власти, где возможности раздаются друзьям и родственникам, где есть люди выше закона. В совершенном, построенном на принципах равенства перед законом, на принципах справедливого распределения благ государстве исчезают предпосылки преступной философии. Еще необходимо победить нужду и дать всем равные возможности. Останутся, конечно, патологии, с ними и будем сражаться. Сама по себе борьба с преступниками, наша работа, никогда не искоренит преступность. Мы всегда идем за бедой. Профилактика преступности — миф, который не станет реальностью, пока существует узаконенное неравенство. Это знали романтические большевики-революционеры и строили свой новый мир, справедливо рассчитывая на постепенное исчезновение преступности. В теории все выглядело верно, но они отказались от Бога, отказавшись, таким образом, от морали и от предмета, необходимого для поклонения и объяснения необъяснимого. Это, наверное, было их ошибкой».
У Токарева разболелась голова от бессмысленных размышлений и осознания тщетности усилий в планетарных масштабах. Остается просто работать, как вол в упряжке, чтобы заработать свой клочок сена. Но если он своей работой сможет помочь хотя бы нескольким людям, значит, всё не зря. Да, наверное, всё не зря.
8
В пятницу синяя «шестерка» подкатила к магазину «Шины-колеса». Утомленный Сысоев мрачно смотрел на вошедшего к нему следователя. Токарев выглядел выспавшимся и отдохнувшим.
— Грустим? — сказал Николай Иванович вместо приветствия. — А мне передали, у тебя для нас какие-то новости. Так хотелось порадоваться. Неужели ошибка?
— Нет ошибки. Радостные новости для милиции всегда грустные для остального народа. И наоборот. Это мое личное наблюдение.
— Противопоставляешь?
— Констатирую. Ладно, Иваныч, давай без прелюдий. Ты просил помочь, я откликнулся, — он вынул из стола бумажный конверт. — Самих колес, как ты понимаешь, я не нашел.
— А где в вашем заведении туалет? — Токарев вынул из кармана ключи от машины и положил на стул. — Мне срочно надо по неотложному, интимному делу. Не сочти за труд, посмотри, я вроде машину не запер. Если бардачок открыт, то пусть захлопнут. Я бы сам, но приспичило. Должно быть что-то съел вчера. Разберешься?
— Туалет в торговом зале, справа от входа. Конспирация?
— Не смеши!
Когда минут через пять он вернулся в кабинет директора, конверта на столе не было. Сысоев пил кофе и просматривал таблицы с номенклатурами и ценами. Что-то подчеркивал в них и вносил правки.
— Вот спасибо, выручил, — продолжил беседу следователь. — Так ты говоришь, не нашлись колесики? Жаль. В любом случае спасибо за понимание, тебе зачтется. Будь здоров!
* * *
Неделя в группе заканчивалась традиционной летучкой с подведением итогов. Токарев предпочитал обсуждать все внутри группы, вне зависимости от того, кто какое дело ведет. Так достигалась взаимозаменяемость по направлениям и могли родиться свежие идеи. Кроме того, он набирал материал к совещанию у Шарова в понедельник.
Токарев, Солнцев и Кривицкий сидели за своими столами, перед каждым стояла кружка чая и блюдце с куском торта. Торт принесла мать Бельмесова, которого утром освободили из СИЗО под подписку о невыезде.
— Начнем с вас, Алексей Николаевич. Что дали поиски месье Грицая?
— Ничего не дали, товарищ начальник, — Солнцев надел очки и углубился в блокнот. — По месту регистрации он давно не проживает, там живет его мать с отчимом. То есть после посадки они его не видели. У матери я разжился фотографией. Вот он какой — Грицай Ярослав, двадцати семи лет, судимый. Киреева дала адрес его съемной квартиры, но в съемной квартире его нет. Соседи снизу говорят, что со среды он по головам не ходил, музыку не включал. Они наконец-то вздохнули спокойно. Разумеется, как только он себя обнаружит, они сразу мне позвонят. Оказались самыми заинтересованными лицами в его скорейшем задержании. У них ребенок маленький, а впрочем — не важно. Пропал Грицай; наверное, подался в бега. Предлагаю еще недельку его подождать и объявлять в розыск.
— Пропал, значит, — Токарев задумчиво посмотрел в потолок. — И неизвестно куда. То ли после покушения на Свекольникова, то ли после того, как его избил неизвестный громила и еще более неизвестный другой гражданин. Свидетели избиения есть?
